Пропасть Искупления - Аластер Рейнольдс

Грилье закатал рукав хормейстера. Есть ли слабый пульс или только кажется? Лучше бы был, тянуть кровь из покойника, даже из свежего, – занятие неблагодарное.

Грилье взял пустой шприц из второго отделения и ритуально поднес к свету.

– Бог дает, – проговорил генерал-полковник медицинской службы, вводя иглу в вену Вустада, – а иногда, к сожалению, Бог берет.

Всего он наполнил три шприца.

Грилье запер за собой дверь на спиральную лестницу. Приятно было оказаться в относительной тишине после агрессивного гула. Иногда ему казалось, что машинное отделение – собор внутри собора, со своим собственным неписаным уставом. Здесь он мог управлять людьми, но там, среди механизмов, лишался власти. Он взял от Вустада все, что мог, хотя каждому было известно, что генерал-полковник медицинской службы приходит не брать, а давать кровь.

Он остановился у одного из переговорных устройств и вызвал бригаду из службы крови, чтобы унесли тело. Потом придется дать объяснение, но это вряд ли испортит ему сон.

Грилье двинулся через главный зал, направляясь в Часовую Башню. Он намеренно выбрал длинный кружной путь, потому что после происшествия с Вустадом у него не было желания спешить к Куэйхи. Кроме того, прежде чем спуститься вниз или подняться наверх, он обычно обходил зал – это было традицией. Ну и наконец, это помещение да еще машинное отделение были самыми большими в соборе и здесь Грилье не досаждали легкие приступы клаустрофобии.

Главный зал перестраивали и расширяли много раз по мере того, как вырастал до своих теперешних размеров собор. Сейчас из этой перестройки мало что бросалось в глаза, но Грилье, свидетель перемен, замечал все. Небольшие шрамы на полу и стенах, где убрали внутренние переборки. Полосу наверху, где раньше был потолок. С тех пор как потолок подняли, минуло сорок или тридцать лет – на безвоздушной Хеле это была адская работа, в особенности потому, что прочие помещения оставались обитаемыми и собор, разумеется в течение всей реконструкции, продолжал двигаться, жизнь в нем текла почти нормально, все обязанности выполнялись и смертность среди строителей и ремонтников держалась на приемлемом уровне.

Грилье на минутку остановился у правого витражного окна. Мозаика разноцветных стекол вздымалась на десятки метров, разделенная множеством арочных каменных обрамлений. Наверху было круглое окошко-розетка. Архитектурный скелет, ходовая часть и внешняя обшивка корпуса по необходимости были сделаны из металла, однако внутри собор почти целиком был облицован разноцветными минералами. Частью они были местными, добытыми на Хеле, но многое – например, редкого бисквитного цвета камень и роскошный бело-розовый мрамор – привезли ультра. По слухам, некоторые камни поступили даже с земных соборов. Грилье воспринимал это с известной долей скепсиса, – вероятнее всего, материалы доставлены с ближайшего астероида. Примерно так же дело когда-то обстояло с реликвиями, хранимыми в освещенных свечами нишах, на которые он натыкался в своих обходах. Никто не мог сказать, сколько лет этим вещам, созданы они средневековыми ремесленниками или наспех слеплены в фабричных нанокузницах.

Но каким бы ни было происхождение окружающего каменного убранства, сами витражные окна представляли собой чудесное произведение искусства. При правильном освещении они не только восхитительно сверкали, но и заставляли величественно сиять всю обстановку зала. И не важно, в какой рисунок складывалась мозаика, – красота никуда не делась бы, выложиcь кусочки разноцветного стекла случайным калейдоскопическим узором, – однако Грилье знал одну особенность картины. Временами она менялась, ибо ею управлял сам Куэйхи.

Когда Грилье был не в силах понять настроение хозяина (что случалось все чаще), он смотрел на мозаику, и она позволяла как бы под другим углом заглянуть в душу настоятеля.

Взять хотя бы сегодняшний рисунок. Утром на стекле генерал-полковник увидел сияющее стилизованное изображение Халдоры, лик газового гиганта был выполнен кружащимися мазками охряного и светло-коричневого цвета. Планета висела на темно-синем фоне, усыпанном желтыми крапинами звезд. На переднем плане – каменный пейзаж спутника, составленный из контрастных осколков белого и черного; между скалами золотой силуэт рухнувшего с небес корабля Куэйхи. Сам Куэйхи, в рясе и с бородой, стоял на коленях рядом с кораблем, воздев в мольбе руки к небесам. Насколько помнил Грилье, в прошлый раз окно изображало собор, зигзагом спускающийся по Лестнице Дьявола, похожий на фоне бескрайнего мира на борющийся со штормом кораблик; другие соборы тянулись позади, а в небе висела чуть уменьшенная Халдора.

Еще раньше, если Грилье не путал, мозаика тоже изображала разбившийся корабль, несколько менее торжественно.

Сейчас смысл витражного изображения был ясен, хотя врач не взялся бы судить о значении картины для Куэйхи. На самом верху, в розетке, как всегда, виднелся знакомый лик Халдоры в обрамлении лент. Ниже шли два с половиной метра усыпанного звездами неба, оттенок которого менялся от темно-синего до золотого благодаря возможности управлять цветами мозаичных стекол. Дальше, занимая основную часть окна, высился огромный собор, хитроумная сбалансированная конструкция, изобилующая шпилями и контрфорсами, с линиями сходящейся перспективы, свидетельствующими о том, что она стоит прямо под Халдорой. Все так, как и должно быть. В том и заключается весь смысл собора, чтобы находиться точно под газовым гигантом, как и изображалось на мозаике. Однако собор в окне явно превосходил размерами все, что когда-либо существовало на Вечном Пути; это была настоящая крепость. Она как будто росла прямо из скал, в ее подножии был настоящий фундамент, а вовсе не ходовая часть машины. И ни малейшего намека на существование Вечного Пути.

Зрелище поразило Грилье. Изображение в окне строилось по воле Куэйхи, и его выбор всегда бывал довольно однозначным. Картины получались немного утрированными, с элементами нереального (например, Куэйхи вне своего корабля, в полном вакууме и без скафандра), но основа сюжета всегда была связана с реальными событиями. Однако теперешняя мозаика казалась чистой метафорой. Что означает этот огромный, твердо стоящий на земле собор? Возможно, он олицетворяет крепость веры Куэйхи.

«Ну, допустим, – мысленно сказал себе Грилье, – сегодня ты понял его посыл, но что, если образы станут еще более туманными?»

Врач покачал головой и двинулся дальше. Он прошел вдоль левой стены собора, по пути не заметив на витражах никаких странностей. Уже легче. Возможно, необычный рисунок – лишь временное отклонение от нормы, и дальше все пойдет как прежде.

Грилье подошел к передней стене собора и остановился в тени черного окна. Здесь фрагменты мозаики были невидимы; он различал только неясные очертания арок и колонн опорной кладки. Но рисунок этого окна, несомненно, изменился с того момента, когда Грилье видел его в прошлый раз.

Он двинулся обратно вдоль правой стены и, пройдя половину собора, оказался у подножия Часовой Башни.

– Дольше тянуть нельзя, – сказал он себе.

Рашмика возвратилась в свою комнату и вскрыла конверт, сорвав уже ослабленную печать. Бумага упруго развернулась. Она была высокого качества: толстая, кремового оттенка. На Равнине Вигрид Рашмика никогда такой не видела. Письмо было короткое, начертанное старательной, но безыскусной рукой.