Севастопольский вальс - Александр Харников

– Хорошо, я сейчас буду, – ответил я и, увидев настороженный взгляд Николая, успокоил его: – Ваше величество, позвольте мне на время отлучиться – на связи из Севастополя капитан Сан-Хуан, который подготовил доклад о том, что сейчас происходит в Крыму.

– Дмитрий Николаевич, переговорите с капитаном Сан-Хуаном и сразу же возвращайтесь. – Мы с Василием Алексеевичем будем ждать вас, – император бросил лукавый взгляд на слегка обалдевшего от всего происходящего Перовского. Мы с генералом хотим знать, что сейчас происходит в Крыму и в Севастополе. И еще – не могли бы пригласить ко мне полковника Березина?

– Так точно, ваше императорское величество, сразу после окончания беседы с капитаном Сан-Хуаном я вернусь сюда и подробно обо всем доложу. И подполковника – простите, полковника Березина захвачу с собой.

Я направился к двери, бросив взгляд на императора. Тот откровенно наслаждался происходящим, наблюдая за Перовским, который, ничего не понимая, смотрел на царя. Интересно, как он отреагирует, когда услышит от Николая рассказ о нашем неожиданном появлении в этом мире?

11 (23) сентября 1854 года, утро. Севастополь. Район Казачьей бухты Майор Жан-Баптист де Жёнка, командир 3-го батальона 2-го полка зуавов

Я брился у своей палатки, когда неожиданно услышал за своей спиной:

– Commandant![9]

Я резко обернулся и отсалютовал:

– Здравия желаю, mon colonel![10]

Полковник Клер, командир нашего полка, с ухмылкой посмотрел на мое наполовину намыленное лицо, небрежно ответил на мой салют и сказал:

– Майор, вы, наверное, слышали, что русские вчера подло убили нашего генерала Боске и подстрелили генерала ростбифов… как там его… ага, Кордингтона… или Кодрингтона? Не важно. Кроме них, были убиты еще несколько наших и английских старших офицеров. Строительство батарей и других укреплений из-за этого практически прекратилось. Командование – наше и английское – сошлось во мнении, что русские злостно нарушили законы ведения войны.

Зная полковника, я позволил себе вставить замечание:

– Мой полковник, но ведь вы вчера утром сами отдали команду нашим метким стрелкам, чтобы они начали отстреливать русских офицеров. И вроде кое-кого они уже подстрелили.

– Это так, майор. Но я, как вы помните, приказал этим особо не увлекаться – не только потому, что сие – нарушение вышеупомянутых законов, но потому, что был уверен – это может спровоцировать русских на ответные действия. И, как видите, я оказался прав. Но для нашего командования «quod licet Iovi, non licet bovi» – что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Тем более приказ тот исходил от убитого русскими Боске, которого генерал Канробер водрузил теперь – в переносном смысле, конечно – на свое знамя. Так что русских решили наказать на том самом участке, где был убит храбрец Боске. Наказывать будет ваш батальон – вы сами виноваты в том, что он так хорошо показал себя в сражении при Альме.

– Слушаюсь, мой полковник!

– Ночью мы подтянули на этот участок батарею двенадцатифунтовых «Наполеонов». Обстрел русских позиций начнется в девять утра и продолжится тридцать минут. Сразу после него я приказываю захватить вон ту высоту вместе с русскими укреплениями. Карту района высоты и известных нам укреплений вы получите чуть позже. Хочу вас обрадовать – по донесению разведки, русские не успели их достроить. Пленных можете не брать, кроме, конечно, офицеров. Ну, в общем, сами разберетесь – вы боевой офицер, и не мне вас учить.

– Слушаюсь, мой полковник! Разрешите выполнять?

– Выполняйте.

В восемь сорок пять мой батальон уже был готов к бою. Мы подтянулись к высотке и стали ждать сигнала к атаке. Батальон расположился на ее обратном скате, чтобы русские не могли нас заметить. Только я и мой начальник штаба, капитан Жан-Жак Лаваль, расположились на гребне холма с подзорными трубами.

Русские, похоже, ничего не подозревали. Здесь были мужчины, в большинстве штатские, женщины и даже дети. Они яростно рыли траншеи. Военных среди них было немного – два пехотных и небольшой кавалерийский отряд, общей численностью не более тридцати – тридцати пяти человек. Всадники были одеты в татарскую одежду. Это меня удивило, ведь нам сообщили, что татары в Крыму перешли на нашу сторону. Впрочем, и мы, зуавы, тоже носили форму, похожую на одежду арабов и мавританцев, но от этого так и не стали берберами. Вероятно, их кавалерия не татары, а русские.

И если первый взвод был одет в обычную форму, то стоящая отдельно небольшая группа русских военных имела странные мундиры. Они были пятнистые, как древесные лягушки. Зеленые, коричневые и черные пятна на их куртках и брюках – от них рябило в глазах, и русские, одетые в эту форму, сливались с местностью. Но стоило ли нам беспокоиться – в любом случае против нашего батальона шансы у них были нулевые.

Было тихо, пушки еще молчали, лишь севернее слышалась редкая ружейная стрельба. Вдруг над нами пролетела необычная белая птица. Очень странно – местная фауна похожа на фауну юга Франции, где я провел детство и юность, а также на фауну Алжира, где моя часть находилась до Крыма. Тем не менее таких птиц я раньше не встречал. Но сейчас было не время для орнитологии.

Я осматривал русские укрепления, время от времени поглядывая на то место, где, как мне сказали, ждали сигнала наши артиллеристы.

Ровно в девять орудийная прислуга выкатила «Наполеоны» из капониров, с амбразур сняли плетеные щиты, закрывавшие их. Через несколько минут раздался первый пушечный выстрел. Ядро взрыло землю недалеко от штатских, которые строили укрепления. Те испуганно заметались, бросая лопаты, носилки и кирки, а потом побежали в тыл. Следующий залп оказался более удачным, ядра пронеслись сквозь толпу, свалив несколько мужчин и женщин. Артиллеристы, сделав поправку, открыли беглый огонь. Недостроенное русское укрепление опустело. Лишь кое-где на нем виднелись белые рубашки убитых мужчин и яркие женские юбки.

Да, мы так часто поступали с алжирцами, не щадя ни мирных, ни военных, ни мужчин, ни женщин. Но здесь были европейцы, что бы ни говорили наши польские «союзники», которые на каждом углу кричали, что это они-де европейцы, а русские – дикие азиаты. Мне вдруг стало стыдно, но я постарался подавить это чувство. Ведь для нас главное – победа во славу императора и нации, а не какие-то чужие бабы, которые оказались на линии огня.

Артиллеристы тем временем перенесли огонь на то место, где расположились русские военные. Правда, те успели укрыться в ближайшем овраге. Ну, ничего, сейчас мы пойдем в атаку и выбьем их из укрытия. Я отдал команду застрельщикам выдвинуться вперед и сразу после окончания пушечной стрельбы поддержать наше наступление метким огнем из штуцеров.

Но тут на нашу батарею неожиданно посыпались бомбы. Русские мортиры – а я успел заметить, что бомбы падали на батарею почти отвесно – стреляли с ужасающей точностью. Взрыв, еще взрыв – и вот, все шесть наших орудия молчат. Только трупы артиллеристов вокруг пушек, стоявших, между прочим, за укрытием, да немногие выжившие, которые мчались в тыл так, что только пятки сверкали. Откуда стреляли русские мортиры, я не заметил. Да и некогда было – коль орудия перестали стрелять, значит, настало время идти в атаку. И я скомандовал: