Несовместимость - Илана Л

не уйду, моя выдержка закончится. А этим деткам только чужих заморочек не хватает. Я посмотрела на часы, сделав вид, что спешу, подхватила сумку. Встала.

– А я тебя петь научу. Честно-честно. Ты говорила, что не умеешь, – Катя снова оживилась, ухватилась за возможность. Вцепилась в меня так, что пальчики побелели и с надеждой заглянула в глаза. Теплота ее ладошек согревала и притупляла страх, отчаяние, удрученность.

– У меня правда дела, – опускаясь на корточки рядом с ней, озабоченно пробормотала я, уже сомневаясь в своем решении, – давай завтра ты мне споешь. Хочешь?

– Хочу, –  Катя расправила плечи, подняла брови, улыбнулась, – я тебе много-много песен спою. Тебе понравится. И нарисую. Я еще рисовать умею.

Катины слова отняли у меня возможность здраво мыслить. Желание, чтобы кто-то обратил на нее внимание, уделил время, подарил частичку любви, – было отчаянно подавлено о белые стены детского дома.  Я замерла на месте, опустила глаза. Сердце ухнуло, и окружающая действительность завертелась с такой скоростью, что как я на месте удержалась и не упала, – не знаю.

– Конечно, и нарисуешь, – пробормотала вполголоса, – ты очень талантливая девочка.

Катя опустилась рядом со мной, натянув на колени платье.

– И кушать умею готовить. Я бабе Зине на кухне знаешь, как помогаю, – продолжала перечислять свои достоинства.

Я не выдержала, украдкой взглянула в чистые карие девичьи глаза. Катя смотрела в упор, будто читала душу. Я сильнее запахнула кофту, обхватила плечи. Сердцебиение участилось, и я чувствовала, как внутри набирал обороты вихрь.

– Сафонова, все уже ждут тебя. Концерт начался, – мы с Катей одновременно вздрогнули, услышав громкий, раздраженный, с нотками визгливости, голос.

– Иди, – я кивнула, прервала зрительный контакт и поднялась на ноги.

– Извините, Дарья Владимировна. У тебя совсем ни стыда, ни совести нет. Мешаешь людям, – не останавливаясь, гневно воскликнула женщина, обращаясь к Кате.

– Пока, – девочка понуро кивнула в ответ. И поплелась рядом воспитательницей, схватившая Катю за локоть.

Они дошло до лестницы, а я не дыша провожала удаляющиеся фигуры и не могла совладать с дрожью во всем теле.

Сделав пару шагов по лестничному проходу, Катя обернулась, устремила взгляд на меня.

– Удачи, – одними губами проговорила я. Катя разобрала, довольно заулыбалась и помахала мне рукой.

Я еще долго смотрела им вслед, на лестницу, на детей, бегающих по холлу. Сейчас они воспринимали меня частью их устоявшегося мира. Они не шептались, как это было в первый раз, и с настороженностью не глазели на женщину, зашедшую на их территорию. Не было того откровенного, неприязненного отношения, боязни, что нарушу их привычный, сложившийся уклад жизни.

– Привет, а вы кто? – спросил меня мальчишка, когда я только переступила порог детского дома.  Некоторые любопытным взглядом разглядывали мой наряд. Оценивали. Некоторые надеялись, что на них остановится заинтересованный глаз чужака, и им повезет. Но, получав раз за разом равнодушие, они перестали надеяться и уже не ждали ничего. И только простой интерес, а может где-то и зависть к счастливчикам.

Мне потребовалась несколько минут, чтобы прийти в себя. Развернувшись, я сделала несколько глубоких вдохов, попытавшись таким образом уйти от волнения, заполнившегося внутренности. До хруста сжала ладони и смогла выдохнуть только тогда, когда услышала громкий звонок мобильного телефона.

– Слушаю, – на автомате ответила я и оглядевшись по сторонам, увидела, что прошла пешком целый квартал.

– Даша, здравствуй.

Я мгновенно вырвалась из мыслей. Убрала трубку от уха и недоверчиво вгляделась в экран. Номер неизвестный. Но голос! Голос я узнаю из тысячи.

– Аня? – обманчиво спокойным тоном спросила я. Мне не нужны были подтверждения, просто потянуть время и понять от чего беспокойно забилось сердце.

– Мы можем встретиться и поговорить с глазу на глаз? – и услышав в трубке молчание, понизила голос: – Это очень важно.

***

Я увидела ее сразу. Высокую, высокомерную, надменную. Самоуверенно-снисходительный взглядом она разглядывала прохожих и по-барски разложила руки на парапете, периодически поглядывая на водную гладь моря. Я тоже ненароком смотрела как волны рассекают камни. Мелкие брызги попадали то на одежду, то на лицо, оставляя солоноватый привкус на губах.

Медленным шагом я приближалась к Анне. Пыталась в уме выстроить все варианты развития нашей беседы. Гадала о причинах звонка. Но в висках пульсировало, молниеносно проносились кадры нашей жизни и из ямы воспоминаний всплывали: больница – кладбище – кладбище – кладбище...отсутствие штампа о расторжении брака и Анин отказ от ребенка.

Она обернулась, спиной облокотилась на перила и посмотрела на меня. Недолго, каких-то пару секунд, а потом опустила глаза, разглядывая что-то на асфальте.  Коснулась рукой шеи, провела по ней ладонью, и снова подняла на меня лицо. Я подошла совсем близко, остановилась. Между нами тянулось молчание. Аня не решалась заговорить, а во взгляде на меня...нет, не лютая ненависть, а отчаяние.

Аня прикрыла глаза, словно собиралась с мыслями, и тяжело вздохнув, выпалила:

– Я бы никогда к тебе не обратилась, но иногда гордость можно и заткнуть. Правда? – задав вопрос, она замолчала. Что она хотела услышать в ответ? Я сделала пару шагов к парапету, взялась правой рукой за поручень и отвернулась.

– Я не понимаю, – нарушила я снова воцарившееся молчание.

– Не понимаешь или делаешь только вид? – с толикой бессилия вперемешку с нотами возмущения, задала вопрос Аня, и одарила тягостным взглядом.

Я сжала рукой металлическую перекладину, будто это спасало меня от неизвестно откуда появившегося нервного и дикого страха. Мы не подруги, никогда ими не были и, ясно, никогда ими не станем. Я всегда чувствовала перед ней свою вину. За то, что не смогла сказать "нет", за то, что любила, за то, что все вышло так, как вышло. Больно, несправедливо, мучительно.

Но холод от ее взгляда, неприятно пробежавший по спине ледяными пальцами, вызывал мороз и окатил ледяным мраком.

– Знаешь, я всегда думала, что суд на стороне матери, – надрывно, словно плача, заговорила она, – только, как оказалось, у нас все решают деньги, – Аня горько засмеялась, развернулась лицом к морю, сложив пальцы в замок, положила на парапет. –  Мне разрешают видеться с Сашей пару раз в неделю на каких-то несколько часов в присутствии глупой няньки. И даже этого я бы не добилась, если бы не Андрей. Рома перекрыл кислород, наплел про меня небылиц, судья полностью на его стороне.

Андрей? Как в лихорадке я