Когда завтра настанет вновь - Евгения Сафонова

– Какие у тебя, оказывается, полезные знакомства, – скептично откликнулся Эш. – Что же мы раньше к нему не обратились?

– Потому что встретиться с ним можно лишь на повороте Колеса Года, а Колесо повернётся завтра, в ночь Лугнасада. Если кто-нибудь может знать, что это за тварь и с кем в нашем мире она связана, то именно он. Потому что он – бог, а богам ведомо всё. – Я прикрыла глаза. – Он повелевает всеми фоморами в Дикой Охоте. Тем, что охотится за нами, в том числе. Тёмный бог Донн, Повелитель Кошмаров… Завтра ночью я попробую его призвать.

Когда-то

Шелест буковых листьев похож на шушуканье встревоженной толпы. День в самом разгаре, но озеро серое, как и небо, отражённое в нём, и ветер заставляет воду бить песок на берегу частыми мелкими волнами.

Двое проходят по берегу озера и углубляются в лес. Под буковыми кронами властвуют тень и прохлада; в густой траве не видно и намёка на тропу, но, видимо, сид точно знает, куда ведёт свою спутницу. Оба молчат – просто идут неторопливо, держась за руки.

Они проходят совсем немного, прежде чем видят холм.

Холм не слишком высок, где-то в полтора человеческих роста. Он окружён кольцом из буков и порос вереском и посреди ровной лесной земли смотрится странно. Коул и его спутница застывают рядом, и сид пропевает короткую фразу на незнакомом языке – чисто, ясно, совсем негромко.

Его голос отзывается во вдруг расступившихся облаках, в затихшем лесу, в исчезнувшем ветре, что унимается послушным псом. Когда Коул замолкает, солнечное золото падает на холм, пробившись сквозь тучи и буковую листву. Высвечивая из сумрака вереск, лучи едва заметно преломляются над ним: будто в воздухе над холмом немного неровно соединяются два огромных, кристально прозрачных, но всё же различимых стеклянных полотна.

– Это она и есть? – спрашивает девушка. – Прореха?

– Да. Если сделать шаг за эту грань, попадёшь на Эмайн Аблах.

– Я-то думала, разверзнется земля, и в холме откроется провал. – Девушка улыбается, но глаза выдают, что улыбка даётся ей через силу. – Можно подойти ближе?

Они поднимаются на холм, где ждёт трещина в пространстве. За пару шагов до прорехи девушка нагибается, чтобы сорвать стебелёк вереска у себя под ногами; не приближаясь к проходу на Эмайн Аблах, кидает в его сторону ветку, припорошенную мелкими сиреневыми цветами.

Вместо того чтобы упасть в траву, поросшую на холме, стебелёк исчезает в воздухе, затянутый в мир, куда редко открывался ход тому, что рождено в мире смертных.

– Значит, так оно происходит. – Девушка снова улыбается, и на сей раз в улыбке этой нет ни капли веселья. – Стало быть, вот и всё.

Коул поворачивается, чтобы взять её руки в свои:

– Вэрани, может…

– Помнишь, что я пела, когда мы впервые встретились? – Она высвобождает ладони – мягко, но непреклонно. Прежде чем глотнуть воздуха для песни, легонько касается пальцами его щеки. – «Нет, не зови, не зови за собой»…

– «…и, уходя по дороге зазвёздной, стань моей самой далёкой мечтой, самой короткой и сладостной грёзой».

Подхваченные сидом певучие строки звенят серебром и тихой обречённостью.

– Ты знаешь её не хуже меня. Как и смысл её. – В сизой глуби девичьих глаз плещется печаль. – Останься моей грёзой, Коул. Так будет лучше для нас обоих.

– Разве реальность, похожая на сказку, не лучше всего лишь грёзы о ней? – Он перехватывает её опускающуюся руку, удерживая девичьи пальцы у своего лица. – Почему ты уверена, что тебе не суждено быть счастливой со мной?

– Я просто… знаю. В нашем мире давно нет ни спящих принцесс, ни прекрасных принцев, и самые красивые сказки не получают счастливых концов. Те, кто верят в иное, лишь лгут себе, а в итоге кончают жизнь несчастными, одинокими, среди осколков своих разбившихся надежд. – Девушка не делает попыток выкрутить запястье, но сид сам отпускает его; она спокойна – и не отводит глаза, встретив испытующий взгляд Коула. – Я не верю тебе, Коул. Ты не лжёшь мне, ведь сейчас ты сам веришь в то, что говоришь, но рано или поздно ты поймёшь, что ошибался. Ты юн. Ты утверждаешь, что влюбился с первого взгляда, но ты полюбил не меня, а образ, что придумал себе сам: с первого взгляда ничего иного не увидишь. Однажды этот образ растает, как морок, и тебе откроется моё истинное лицо, и тебе оно не понравится. Твоя любовь умрёт, а моя… – Не договорив, она отступает на шаг. – Уходи, пока я могу тебя отпустить. И не зови за собой. Не надо. В долгих проводах лишь больше слёз.

Он молчит – и, отвернувшись, девушка спускается с холма, залитого солнечным светом. Прохладный ветер, первый предвестник скорой осени, волнует озеро, сереющее в просветах между деревьями; однако здесь, у прорехи, нет ни дуновения.

Когда руки сида обхватывают девичью фигурку за плечи, останавливая, удерживая, она не вырывается, но и замирает не сразу. Будто сперва не верит, что её касаются живые пальцы, а не бесстрастный ветер, всё же прокравшийся к открытой двери в Дивную Страну.

– Удивительные вы всё-таки, люди. Отказываетесь верить даже в те чудеса, что судьба преподносит вам на ладони. – Сид привлекает девушку к себе – и, не разворачивая, обнимает со спины, касаясь губами густых тёмных волос на её макушке. – Не будет никаких проводов. Мне не нужен Эмайн, если я вернусь туда в одиночестве.

Глаза её ширятся в изумлении:

– Ты… остаёшься?..

– Ни один из миров не принесёт мне счастья, если в нём не будет тебя.

…чуть позже солнце скрывается за тучами, вновь кутая кольцо буков в пасмурный сумрак, пока вернувшийся ветер качает вереск на холме, где уже никого нет. И только чайки вдалеке плачут над волнами, будто предвосхищая боль, чашу которой очередной леди рода Форбиден в конечном счёте придётся испить сполна.

Обитатели Дивной Страны не всегда обманывают людей. Но порой правда их опаснее лжи, равно как любовь их страшнее равнодушия.

Нынешнее время

Дом Питера ждал нас всего в пяти минутах ходьбы от жилища Латои.

Как и обитель баньши, он приткнулся в переулке, отходящем от центральной улицы Ахорка – той самой, с магазинчиками и кафе, которая шла почти через весь город извилистой лентой, спускаясь к морю и переходя в набережную. Припарковав мобиль на обочине, мы быстро проследовали за Питером, на ходу доставшим из борсетки связку ключей. Нужный дом было видно сразу: его окна тёмными провалами контрастировали со светящимися квадратами соседних, дубовую дверь украшал тяжёлый навесной замок. В остальном здание ничем не отличалось от других – узкое, двухэтажное, с кирпичными стенами, увитыми плющом, и трёхступенным каменным крыльцом.

– Давно я тут не был, – сказал Питер, парой ловких движений открывая замок, чтобы снять с двери и сунуть в борсетку. Зазвенел связкой ключей, выискивая следующий: помимо навесного замка дом хранили от взлома ещё и два врезных. – В отпуск я обычно навожу здесь порядок, но мой последний отпуск был давно.