Голос зовущего - Алберт Артурович Бэл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смейся, паяц, смеяться тебе дозволено!
Сильный ломает брусья. Слабый над ними подшучивает. Сильный крушит клетку. Слабый создает философию клетки.
Только с нею и возможна жизнь в клетке.
Разве мне нужны законы, если я один? Разве мне нужна мораль, если я один? Разве мне нужна этика? Если я один? И разве мне необходимо мое «я», если я один?
Чего бы я ни отдал за то, чтобы хоть пять минут поболтать с последним дураком на свете! Сам по себе человек ничто, лишь в общении с людьми он становится человеком. Азбучная истина, но только в клетке мне захотелось во весь голос звать человека. В том мире я чаще бегал от него.
Я сам себе раб. Я сам себе собственник. Я сам себе судья и сам себе палач. Могу утешаться, играя словами, я сам топор, сам колода, но без людей не могу обойтись.
Казалось бы, мне только и радоваться. Наконец-то никто не делает замечаний, что утром надо бриться, чистить зубы, умываться. Вечером меня никто не потянет за уши в ванную, не заставит тереть мочалкой ноги.
Теперь не надо экономить деньги на бензин, на новые чехлы для сидений в машине. Не надо оплачивать счета за газ, квартиру, электричество.
Наконец-то я достиг идеала бережливости и жизнь обходится предельно дешево.
Я обладатель прекраснейшего жилья на свете — клетки. Ибо в ней воплотился мой сокровенный замысел — слияние интерьера с природой.
Природа входит в интерьер, становится частью его. Так я говорил когда-то. И я убежден, если и дальше все пойдет своим чередом и меня не отыщут в ближайшее время (приготовимся к худшему), то и сам я превращусь в часть интерьера, сольюсь с природой в гармоничное, нерасторжимое единство. Обрету наконец высшее блаженство, буду избавлен ото всех забот. От забот по поддержанию собственной жизни.
Пока еще приходится дышать, отправлять естественные потребности, впрочем, чего уж там — сущая безделица, но все-таки приходится есть, пить, догрызать орехи, они наперечет. Да, меню, как у гурмана, жаль вот, шампиньоны все вышли.
Оставьте мне мои заботы, больше ни о чем не прошу.
Так-то, досточтимая клетка!
С каким наслаждением я сейчас бы выслушал крик Эдите; «А ну, марш в ванную!»
Или: «Нам нужен новый ковер, старый совсем истерся».
Где ты, мой генерал, почему не спешишь на выручку своему плененному ветерану?
Как хорошо, что я остался сам для себя и время от времени могу с собой поговорить. Еще, чего доброго, возомню, что у меня есть интеллект, раз до сих пор не умер, не сошел с ума?
А может, клетка — изощренная форма сумасшествия?
Берз расхаживал по клетке, стучал палкой по брусьям. Брусья звенели. Брусья были настоящие. Крепкие брусья. Клетка была формой грубой силы.
С каким удовольствием я бы выпил сейчас водки, подумал Берз. Странно, живя на свободе, лечась от подагры, я не пил ни капли. Истязал себя, как инквизитор. Как садист, обращался со своими желаниями! Строгий режим и диета. И вот результат. Какой прок от них в клетке? Без подагры мне скучно. Похоже, что и подагра от меня отступилась.
На воле у него частенько болела голова. Вероятно, от давления. Теперь же никаких головных болей. А может, оттого, что он ничего не читал. В глаза не видел книг, газет, журналов. Очень успокаивает. Выправилось зрение. Он совершенно отчетливо различал отдаленные веточки, листочки, шишки на елях, на воле же приходилось пользоваться очками. Они остались на дороге, в песке после того печально-памятного удара.
Воду, в первые дни показавшуюся болотистой, мутной, с лягушачьим привкусом, теперь он находил отменной, приятной, вода прекрасно утоляла жажду и поддерживала жизнь.
Привыкнуть можно ко всему, только не надо вспоминать то время, когда ты пил из-под крана превосходную воду из озера Балтэзерс. Тогда все будет в порядке. Воспоминания, они что соринки в глазу.
У меня теперь одна заветная, вечно юная надежда, что люди отыщут меня, что я живым освобожусь от стальных объятий клетки.
Созревший плод падает с дерева. Все сущее, достигнув зенита, идет на убыль.
Может, и я достиг зенита в свои тридцать пять лет? Может, я обречен угаснуть в безмолвии клетки, вдали от людских глаз?
Может, мне не дано сказать ничего нового? Может, я исчерпал свои возможности, до дна опустошил свой талант, по щепотке разбазарил его на мелочи? Может, я та же мутная вода в моем колодце, только мне она представляется пригодной для питья, у меня ведь нет другой воды, для других же она пахнет болотом, лягушками?
Кто мне ответит?
Клетка тупо молчит.
Лишь я могу ответить, больше никто. Прежде я в себе не сомневался, не думал о зените, но клетка дала толчок.
Теперь я, кажется, знаю, как нужно работать. Да, теперь знаю. Теперь бы я смог. Энергии и воли мне не занимать. Горячка юных лет прошла, пора за ум браться. Клетке можно сказать спасибо за науку. Да вот неизвестно, сумею ли пожать плоды этой науки.
Выбирать надо трудный путь?
Все это вздор, и мелет его тот, кто никакого пути не выбирал, а просто плыл по течению. Не избери я архитектуру, и она, по сути дела, — наилегчайший мой путь, линия наименьшего сопротивления, ведь мои способности как раз и отвечают предъявляемым ею требованиям, так вот, не избери я архитектуру, разве бы мне удалось достичь чего-то стоящего?
Нет и тысячу раз нет!
Выбирать надо легкий путь?
Нелепо толковать о легком и трудном пути. Выбирать надо единственный путь. Отыскать его нужно, и тогда единственно возможный путь станет самым тяжелым и самым легким.
Найди я средство выбраться из клетки, я был бы счастливейшим человеком. Но мне не найти его. И в том величайшая гнусность клетки.
А сколько людей, что сами похожи на клетку, и бродят с клеткой по миру, и носят свои брусья, орехи, шампиньоны, силки для голубей, гнилую солому, лошадиный навоз, носят с собою наст прошлогодних листьев, старое корыто, и подкрадется вдруг такая клетка, возьмет в полон другого человека и держит его долгие годы.
Бывают роскошные клетки с богатыми одеждами, автомобилями, особняками, узорными коврами и мягкими диванами.
Бывают бедняцкие клетки с заштопанной одеждой, колченогой мебелью, коммунальными квартирами, тесными экранами телевизоров.
Бывают черные клетки ненависти, красные клетки любви, белые клетки горя, лиловые клетки страсти, бесцветные клетки жизни и смерти, бывают клетки зависти, и если