Кружным путем - Джеймс Сигел

– Да, это большая головная боль.

– Вы что-нибудь почувствовали? Что-нибудь такое, чего не замечала я. – Рейчел, стараясь держаться официально, избегала называть Пола по имени. Но что может быть более официальным, чем смерть? – Он был расстроен? Испуган? Что-нибудь указывало на его намерение покончить с собой? – Ее глаза слезились и покраснели. Она, наверное, не спала всю ночь – лежала на кровати, смотрела в потолок и пыталась увидеть там ответ на все тот же вопрос, который, казалось, отпечатался на ее веках: «Где же я недоглядела?»

– Майлз что-то упоминал насчет игорных долгов, – проговорил Пол.

Игра. Ставки. Можно было употреблять разные слова, но Рейчел поняла бы их нисколько не лучше.

– Он ставил по десять долларов. Утром просматривал спортивные страницы газет и говорил: «Это на мои карманные деньги». Десять долларов! Какие могут быть долги?

– Игроки часто начинают лгать, Рейчел. Это болезнь. Вроде алкоголизма. Он говорил «десять долларов», а на самом деле ставил десять тысяч.

– Десять тысяч?! Не может быть! Я бы знала! У нас не было долгов! Как я могла не заметить?

«Ничего ты не знала. Понятия не имела о его побочном бизнесе. Ты не замечала, как уплывали деньги, потому что не видела, как они приходили».

– Видимо, у него было больше денег, чем вы себе представляли. Кто вел домашнюю бухгалтерию, выписывал чеки? Вы или он?

– Майлз.

– Вот видите. Если бы он захотел скрыть от вас деньги, у него были такие возможности.

Полу показалось, что Рейчел задумалась, насколько это было вероятным. В это время в комнату вошел очередной соболезнующий, наклонился и что-то прошептал ей на ухо.

– Спасибо, – прошептала в ответ вдова.

Мужчина чинно кивнул и, пятясь, удалился, словно считал неуважительным поворачиваться к скорбящей женщине спиной. Пол вспомнил, как неловко вели себя люди, когда утешали его. Что сказать мальчику, у которого рак унес мать? А что сказать вдове, у которой застрелился муж?

Рейчел подняла на него глаза.

– Не могу взять в толк. Я бы поняла. Это же просто деньги. Нам бы помогли. Как-нибудь выкрутились бы. Вся община его бы поддержала. Все бы кончилось хорошо.

«Нет», – чуть не сказал Пол. Ничем хорошим это не кончилось бы. Община могла поддержать продувшегося игрока, но не контрабандиста наркотиков и похитителя людей.

– Покончить с собой только потому, что кому-то задолжал? Бессмыслица!

Пола снова так и подмывало выложить все напрямик. Дело было не в деньгах, а в страхе. И не только за себя – за жену и сыновей. В итоге себялюбец пошел на самоотречение. Майлз решил: если его не станет, семье ничто не будет угрожать. Однако Риохас не из тех, кого ужаснет мысль убить женщину и ее детей.

– Множество людей совершают убийства из-за денег, – продолжал он. – Убивают себя или других. Я это знаю, потому что работаю в страховой компании.

Рейчел опустила глаза и уперлась взглядом в свои руки. Пол заметил, что у нее на пальце все еще надето обручальное кольцо. Интересно, сколько времени понадобится, чтобы она его сняла и спрятала в ящик секретера?

– И что же он вам еще сказал? Похоже, именно вас он выбрал, чтобы поверять все свои секреты? – Это было произнесено с легким оттенком горечи.

«Нет, – сказал себе Пол. – Не все».

– Рассказывал о семье. Говорил, как вы ему дороги.

– Оказывается, не очень. Вы говорите мне то, что я, по-вашему, хочу от вас услышать. Не надо.

Пол покачал головой.

– Я определенно почувствовал, что семья была для него всем. Удивляюсь, почему вы сами не взяли на воспитание ребенка. Ведь помощь детям была его жизненным призванием.

Рейчел ответила не сразу.

– Сомневаюсь, чтобы община одобрила такой шаг – взять ребенка из Колумбии. Мы – изолированное сообщество, мистер Брейдбарт. Это еще мягко сказано. Неприятно об этом говорить. Но это так.

– Мне показалось, что у Майлза были странные отношения с общиной и религией. Что-то вроде любви-ненависти.

– Это не религия. Это образ жизни.

– Понимаю. Но не уверен, что этот образ жизни был комфортен для Майлза.

– А он и не предполагает комфортности. Он требует угождать Богу. А это непросто.

Кто-то заглянул в комнату, но увидел, что они разговаривают, и не стал мешать.

– Вы кого-нибудь из них видели?

– Кого-нибудь из кого?

– Из детей. Которых брали на воспитание.

В комнату вошла пожилая женщина, наклонилась к Рейчел и что-то сказала на идише. Вдова поднялась. Пол хотел ее поддержать, но Рейчел отстранила его. У Пола сложилось ощущение, что эта женщина сильнее, чем показалась на первый взгляд, – достаточно сильная, чтобы пережить самоубийство мужа и все следующие за ним долгие, одинокие ночи. Во второй раз она не скоро упадет в обморок.

* * *

Пол еще немного покрутился в их доме.

Ему становилось все более неуютно. Жара жарой, но, кроме нее, ему досаждали косые взгляды, перешептывание на идише и недружелюбие соболезнующих, которые явно не звали его в свою компанию.

Но тут, к его большому облегчению, явился еще один такой же неуместный человек, как он сам.

Он был черный – чернее некуда.

Поначалу Пол решил, что человек пришел убраться. Собрать пустые тарелки, полные крошек коробки из-под пирогов, испачканные губной помадой картонные стаканчики и вынести все это в мусорный ящик.

Однако на черном был костюм. Плохо сидевший, не слишком дорогой, но тем не менее костюм. Он был bona fide[57]соболезнующий.

Тут же стало очевидно: если на Пола смотрели, как на лезущего не в свое дело, то на него – как на откровенно непрошеного гостя.

Но черного как будто не тронула реакция собравшихся на его появление. Он подошел к Рейчел, которая снова сидела на неудобном табурете без спинки (Пол отметил, что и это неудобство, видимо, было одной из составляющих их образа жизни), наклонился, пожал ей руку и что-то сказал. Рейчел выглядела немного изумленной – наверное, все еще переваривала то, что сообщил ей Пол. Но нашла в себе силы кивнуть и что-то пробормотать в ответ.

Когда черный отошел и уставился на последнюю оставшуюся на столе галету с печеночным паштетом, явно не понимая, что это такое, Пол объяснил:

– Печень.

– Неужели печень? Вот уж не подумал бы. Ненавижу печенку.

– Это печеночный паштет, совсем другое дело. Очень вкусно.

– Все равно я не любитель печени. Меня зовут Джулиус.