Холодное блюдо - Евгений Щепетнов

– Да в общем-то нет… – слегка растерялась девушка. – Где вы, – она нашла взглядом Хесса, – там мне и хорошо! Вы меня освободили… нас. Мне хорошо в вашем доме… нам. Просто немного страшно…

– Учитель, надо поторапливаться! – прервал девушку Леван, и, подтверждая его слова, в стену врезалась стрела с намотанным на ней просмоленным тряпьем. Тряпье довольно-таки ярко горело, разбрасывая вокруг себя искры, распространяя вонь горящего масла, и Ангус щелчком пальцев погасил огонь, вобрав его магическую суть в накопитель, надетый на руку, – в то самое кольцо, которое купил у ювелира. Одно пришлось взорвать, второе он сохранил и наполнил магией до самого предела.

Закончив тушить, он встал так, чтобы не попасть под удар одной из случайных стрел, и, помедлив секунды три, собравшись с мыслями, начал творить заклинание.

В стены дома вонзались стрелы, поднявшийся снаружи ветер задувал в окна дым от просмоленной пакли, от занимающихся пожаром бревен, досок крыльца, но Ангус этого не замечал. Он нараспев читал заклинание, сопровождая его истечение сложными пассами. Руки мага метались в воздухе так, будто он что-то прял или ловил. Прял или ловил он невидимые нити, из которых вязал магический портал в другой мир.

В углах комнаты загорелись колдовские огни – красные искристые шары, вращающиеся против часовой стрелки и пахнущие раскаленным железом. Их было много – они восседали на столе, липли к стенам, плавали в воздухе перед лицами испуганных людей, но не касались их, проплывая всего лишь в сантиметре от одежды, огибая, будто шары были живыми существами, и понимали, что касаться людей запрещено.

Вдруг запахло вянущими цветами – удушливо, жарко, словно люди уткнулись в огромный букет, умирающий на солнцепеке. Женщины даже закашлялись, зажимая носы, но Хесс показал им свой здоровенный мосластый кулак. Молчите! Не мешайте колдовать!

Запах цветов сменился резким, неприятным запахом, раздирающим ноздри и заставляющим чихать. Ангус находился в состоянии транса, а потому сдержался, соратники же усиленно зажимали носы, но все равно чихали, чихали и чихали…

Когда стены исчезли и солнечные лучи коснулись лиц беглецов, они вначале не поняли, что произошло. И только увидев, что вместо деревянного пола стоят на каменных плитах, а рядом высится сооружение, выкрашенное в черный цвет, сообразили – случилось! Они в другом мире!

И тут же вокруг закричали, завопили, зашумели. Толпа людей в странных одеждах, с лицами, раскрашенными черными, зелеными и красными полосами, начала вопить, люди вздымали руки, в которых сверкали кривые, острые, похожие на серпы клинки.

Ангус ошеломленно посмотрел вокруг себя и с ужасом увидел ряды алтарей, выстроившихся перед прямоугольным, давящим своей черной громадой зданием. На алтарях – обнаженные люди, живые и мертвые. Мертвецов деловито разделывали особые служители – тоже обнаженные, покрытые коричневой коркой, и на головах у них были надеты маски-шлемы, которые устрашающе таращились на мир глазами сказочных чудовищ.

Ангус понял – это был какой-то ритуал, и, вероятно, здание – тот самый храм, который некогда стоял на месте их уютного дома. Тот храм, на камнях которого был построен их дом.

К тому времени, как сидевший на возвышении вызолоченный с головы до пят человек указал жезлом на пришельцев и крикнул что-то гортанным, странно искаженным голосом, Ангус уже творил заклинание. Чутьем видавшего виды человека лекарь ощутил запах беды, что в общем-то было совсем даже несложно. В данном случае не требовался особый нюх – беда пахла кровью, нечистотами, потом и раскаленным железом.

И в этот раз Ангус плюнул на все правила колдования, когда заклинание выходит из тебя медленно и плавно, не причиняя боли и не вызывая разрушений в окрестностях вокруг мага. Он буквально выплеснул из себя заклинание одним толчком, не тратя времени на пассы, как выбрасывает из себя ядовитую пищу отравленный ею человек. Проще говоря, Ангус выблевал заклинание в этот мир, чего такой мир и заслуживал. И даже так, при такой скорости освобождение заклинания заняло секунд десять – страшных, опасных десять секунд, ведь беглецов уже окружила толпа размалеванных, визжащих, вопящих фанатиков.

Леван и Хесс бились, не подпуская толпу к учителю и младенцу. Две девушки неловко, неуклюже, но яростно рубились с наседающей толпой, их короткие мечи, к счастью, оказались длиннее кинжалов «размалеванных».

Леван и Хесс буквально косили дикарей, яростно работая двумя клинками одновременно. На них нападали, их ранили, но Ангус никак не мог им помочь. Он с трудом удерживал концентрацию внимания, его голову разрывала невероятная, лишающая сознания боль, против которой не подействовали бы никакие магические средства. Это было опасно, после такого яростного колдовства он мог лишиться не только памяти, но и самой магии. Но если выбирать между жизнью и всем остальным – Ангус всегда выбрал бы жизнь. Наверное, всегда.

Уже в конце истечения заклинания Ангус руками очертил радиус действия портала, пришлось захватить и часть фанатиков, которые прорвались вплотную к беглецам. Когда жахнули молнии, свидетельствующие о том, что заклинание успешно вышло в мир, беглецы сделали переход вместе с не менее чем десятком озверевших, выпачканных в крови служителей неведомого древнего бога, даже не заметивших перехода. Фанатики по-прежнему стремились убить чужаков, вторгнувшихся на территорию храма!

Здесь так же светило солнце, только храма уже не было. И водопада не было. Но лужайка была. И лес был. И озверевшие «раскрашенные» были. Но недолго были. Два профессиональных убийцы и один чемпион-фехтовальщик с дуэльным мечом против десятка очень даже шустрых, но не очень умелых бойцов – работы на одну минуту.

Через минуту все фанатики, которых захватила сфера переноса, уже лежали на земле, подергиваясь в последних усилиях организма сохранить отлетающую жизнь.

И тут Ангус выпустил меч из рук и потерял сознание.

Очнулся он от ощущения чего-то холодного, льющегося ему на лицо. Ангус открыл рот, вода хлынула в глотку (а это была именно вода), захлебнулся, кашляя, содрогнулся, попытался сесть, дернул руками… но у него ничего не получилось. Руки были связаны за спиной!

Открыл глаза – с трудом, едва разлепив тяжелые, будто чугунные веки, поводил мутным взглядом вокруг, обнаружил, что перед ним стоят несколько человек в незнакомой одежде, никогда до того им не виданной. Блестящие пуговицы, серое сукно – по виду одежда мужчин напоминала какую-то форму.

Впрочем, была и одна женщина – задастая, в обтягивающей бедра серой юбке, едва достающей до колен. Ее куртка была почти такой же, как у мужчин, – с блестящими пуговицами, на которых было что-то изображено. Женщина держала в руках плоскую дощечку с белым листом бумаги и водила по этой бумаге такой же невиданной доселе палочкой, оставляя темно-синие строки.

Люди заметили, что Ангус очнулся, повернулись к нему, и женщина что-то спросила высоким, резким командным голосом. Ангус недоверчиво помотал головой, мол, «не понимаю», и тогда женщина снова что-то сказала, по тону – осуждающе, зло.