Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту - Джули Пауэлл

Конец

А утром надо было идти на работу. Об этом я как-то позабыла. И хотя приготовленные мною почки не отдавали мочой, моча моя наутро слегка отдавала почками. На работе ничего не изменилось, и я снова стала обычной секретаршей, разве что слегка прибавившей в весе и побывавшей в эфире Си-би-эс и Си-эн-эн.

— Эрик, все как-то очень странно. — Я позвонила ему в промежутке между звонками обезумевших старцев, пока Бонни находилась на очередном Очень Важном Совещании.

— Ага. Понимаю.

— Я на работе. И у меня такое чувство, как будто ничего еще не кончилось… и в то же время будто ничего и не было.

— Вот приготовишь что-нибудь не на сливочном масле, и тогда поймешь — Проект действительно окончен!

На ужин я решила приготовить поджарку. Я и забыла, как это непросто — готовить поджарку. И хотя на этот раз я обошлась без сливочного масла и без Джулии, мы все равно сели ужинать в половине одиннадцатого, так что ощущения, что Проект окончен, у меня так и не возникло.

Именно тогда мы и решили, что для того, чтобы поставить точку по-настоящему, надо сделать что-то серьезное. Совершить паломничество. Мы отправимся в Смитсоновский институт на выставку, посвященную Джулии Чайлд, и собственными глазами увидим ее кухню, которую она передала музею, когда переехала в калифорнийский дом престарелых. Из ее дома в Кембридже кухню со всеми потрохами перевезли в округ Колумбия. В знак признательности мы оставим на этой кухне пачку сливочного масла. Лучшего завершения и не придумать, решили мы.

У Эрика есть одна особенность — он ненавидит водить машину. Своя особенность есть и у меня — это странное засасывающее силовое поле, что-то вроде Бермудского треугольника. И в тот самый день, когда мы собрались на выставку, перед самым выходом из дома это поле проглотило мои водительские права. Будучи законопослушным гражданином, Эрик не позволил мне сесть за руль без прав. Таким образом, погожим сентябрьским утром мы выехали из Нью-Йорка в округ Колумбия на машине, взятой напрокат, и именно Эрик, который терпеть не может водить, оказался за рулем. В воздухе повисла легкая аура недовольства. При этом даже в благоприятные дни мы с Эриком не годимся на обложку журнала «Водитель года».

Но все равно было здорово, что мы вырвались из Нью-Йорка, что ветер развевал волосы и что мне не надо было бежать по магазинам за продуктами со списком в руках. Но вот добираться до округа Колумбия с паршивой картой и еще более паршивым штурманом было совсем не здорово. Я потребовала свернуть с шоссе на Джорджия-авеню и по нему домчаться до самого Вашингтон-Молла. Но как выяснилось, на это потребовалось бы приблизительно лет пятнадцать. Когда Эрик стал угрожать, что совершит харакири переключателем передач, мне в голову пришла еще одна блестящая идея — свернуть где-нибудь направо. Мы метались туда-сюда, кружили возле транспортных развязок и кричали, как истеричные ньюйоркцы (которыми мы и являемся), а пешеходы тем временем переходили улицу так медленно, как будто весь Вашингтон заселили одними торчками или инвалидами. Мы кружились бы целую вечность, если бы не наткнулись на Пенсильвания-авеню. Не думала, что скажу эти слова при нынешнем президенте, но: благослови Господь Белый дом.

Друг Эрика, живущий в Вашингтоне, как-то говорил, что припарковаться у Молла не составит проблем. Он, видимо, имел в виду какой-нибудь другой день, но не сегодняшний, когда Национальная ассоциация негритянских женщин решила устроить конференцию, а афроамериканские семьи — слет. Было уже два часа дня, а мы еще ничего не ели. И не знали, во сколько закрывается Смитсоновский институт, где он находится и где тут можно купить масло, потому что, если мы не преподнесем в подарок масло, эта экскурсия потеряет всякий смысл. А еще тут повсюду росли дурацкие деревья, и толпы народа передвигались не быстрее, чем пешеходы, ползущие через улицу. Так что мы были немного на взводе. Зеркальный бассейн, из которого спустили воду во время постройки неописуемо уродливого монумента в честь Второй мировой, можно было спокойно перейти как улицу. Мы оставили машину и побрели по улицам, выспрашивая у полицейских дорогу, обходя толпы детей, жующих продукцию фастфуда, и останавливаясь по пути, чтобы купить Эрику польскую сардельку и батарейки для фотоаппарата.

Перспектива поиска сливочного масла не радовала. Для тех, кто ни разу не был в окрестностях Вашингтон-Молла, сообщу, что здесь полно серых казенных зданий, статуй президентов и книжных магазинов, однако даже не вздумайте приехать сюда за продуктами. Я спросила управляющего рестораном «У Гарри», нельзя ли у них купить пачку сливочного масла. Он был не из Нью-Йорка — это сразу можно было понять по его приличному виду, но и он не смог мне помочь, потому что в ресторане «У Гарри» на сливочном масле не жарят. Это меня смутило, и я решила, что, хотя люди тут милые и неторопливые и деревьев много, я все же никогда не смогу жить в Вашингтоне. Правда, он порекомендовал магазин в трех кварталах, где, возможно, есть масло.

И оно там было.

Итак, в половине четвертого мы были готовы. У меня в руках было сливочное масло, у Эрика в желудке польская сарделька, у фотоаппарата — батарейки, осталось только войти и заснять процедуру торжественного возложения пачки масла на кухню Джулии. Перед входом в Смитсоновский институт выстроилась очередь из желающих попасть на выставку.

В зале на большом экране непрерывно демонстрировался фильм о Джулии и записи интервью, где самые разные люди высказывали свое мнение о ней. Вдоль стен шли витрины, уставленные причудливой кухонной утварью из огромной коллекции Джулии. Там был, к примеру, прибор под названием манш-а-жиго[70], напоминающий садистский зажим для сосков, и та самая горелка, которой она обугливала помидор. На одну из витрин разложили семнадцать страниц рецепта французского багета из «Искусства французской кухни, том 2»: а я-то думала, что после пате де канар ан крут меня уже ничем не испугаешь, однако этот рецепт заставил меня изменить мнение. За стеклом витрины торжественно возвышалась кухонная мебель Джулии. Доска с крючками и контурами ее многочисленных кастрюль и сковородок, большая, красивая плита «Гарланд». Столешницы из мореного клена на два дюйма выше стандартной высоты. Это была кухня, созданная Джулией под свой рост. Я прильнула к стеклу и чуть не вывернула шею, пытаясь заглянуть во все уголки и щелочки. Как бы мне хотелось оказаться хоть на минуту там, за стеклом на этой самой кухне.

Трое маленьких детей сидели на ковре перед экраном. И всякий раз оживленно хихикали, когда Джулия решительным движением брала в руки скалку, как будто замахивалась. Мы с Эриком ждали удобного момента, чтобы спокойно водрузить на выбранное место пачку масла как символ кулинарного искусства великой Джулии Чайлд. И в эту торжественную минуту кто-то из невинных детишек очаровательным голосочком произнес: «А по-моему, эта Джулия просто сумасшедшая». Но тут на экране возникла Элис Уотерс[71], и детишки убежали смотреть миниатюрные модели «фордиков», прежде чем я успела среагировать. Момент истины настал.