Вожделение - Гузель Магдеева

Кажется, я даже смогла задремать, под монотонный звук шагов Ланских. Сознание выцепило из его речи несколько реплик, в которые я не вслушивалась специально.

— Шантажировать меня — плохая идея, я с тобой в расчете, — сказал он кому-то, и я подумала, что мне показалось: мозг был настолько перенасыщен информацией и впечатлениями, что я могла неправильно понимать слова.

А потом он опустился рядом, я открыла глаза, но не испугалась. Ланских был близко, он сидел на корточках возле дивана, разглядывая мое лицо.

— Все кончилось, — сказал он, — все кончилось, Регина, Вадима поймали.

А я заплакала.

Потому что знала, это еще не конец.

Он поднял меня на руки и понес в душ; раздел, помогая скинуть больничную одежду, я пряталась от него, прикрываясь руками, точно Максим ни разу не видел меня голой.

— Прекрати, — сказал он и отвел мягко ладони в сторону, — ты самое прекрасное, что я видел в своей жизни.

А потом он мыл меня, выдавливал на губку гель для душа, которым пах сам, и натирал осторожно. Синяк на сгибе локтя расползся некрасивым темно-бордовым пятном. Максим наклонился, целуя нежную кожу, а я задохнулась от острых ощущений.

Сегодня я была непросто обнажена перед ним физически, казалось, я наконец, распахнула ему свою душу, и каждое прикосновение, каждое движение ощущалось пронзительнее обычного. Он отставил губку в сторону, снял с себя одежду и залез под душ.

— Я буду тебя трахать, — сказал спокойно, но от этих слов волна возбуждения прокатилась от самого низа живота, я прикусила губу, а потом, словно осмелев, я протянула вперед руку и коснулась его плоского живота.

… Из душа он выносил меня на руках, завернув в огромное банное полотенце. Меня разморило, я лежала в его кровати, распаренная, обнаженная, укрытая мягким невесомым одеялом.

Я так и уснула, голая, распаренная, на его кровати; наверное, Ланских в очередной раз выбрал самый лучший способ, как избавить меня от страха. Благодаря этому я проспала спокойно до утра. Проснулась рано, по так быстро вошедшему в привычку больничному расписанию.

Было еще темно, рядом лежал Максим, я видела его профиль в сумраке комнаты, слышала размеренное дыхание. Он спал на спине, а я лежала, закинув на него ногу. Провела рукой по мужской груди, покрытой густой темной порослью, и вздрогнула, когда Ланских сказал, не открывая глаз:

— Мне нравится так проводить наше утро.

— Ты не спишь?

— Сплю, — и повернулся ко мне лицом, прижимая к себе. — Сегодня мы полетим в Москву, оттуда во Франкфурт-на-Майне.

— Почему именно туда? У тебя там какие-то дела? — но Ланских, даже в сонном состоянии, был верен себе:

— Ты все узнаешь, не забивай этим голову.

Этот день прошел быстро; мы должны были уехать в аэропорт в восемь вечера, а до тех пор Максим занимался своими делами. Я облачилась в его футболку, и он, пока завтракал, отметил:

— Тебе нужна подходящая одежда. До обеда привезут все необходимое.

— Максим, что с Вадимом? Что он говорит? — я подошла к нему ближе.

— Ничего, Регина, пока ничего. Как будут новости, я тебе скажу.

Я хотела знать, что с ним, допрашивают его люди Токтарова или уже передали в руки полиции. Но если не он убийца, что они ему смогут предъявить? Его снова выпустят на волю, расхаживать как ни в чем не бывало дальше?

Ничего не изменилось, да, он не убивал ребят, но был одержим местью, только сосредоточил все на одном конкретном человеке.

И где был Сергей, и был ли он на самом деле, я не знала. А потому мне не было покоя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Максим дождался, когда мне привезут вещи, встретил кого-то в дверях, не пуская в квартиру. Я не выглядывала из комнаты, слышала только его речь; мне не хотелось, чтобы сложившееся спокойствие нарушали люди со стороны.

Еще немного, подумала я, и мы будем отсюда далеко. Из больницы я успела сбежать вовремя, в этом мне помог Максим, Вадима поймали, у нас есть охрана. Сергей не доберется до меня, это невозможно. В конце концов, он не бэтмен и не супершпион, он простой человек, которому просто везло.

Но тем не менее, я пребывала в лихорадочном состоянии, наблюдая за тем, как Максим собирается по делам. Он одевался, а я стояла, прислонившись к стенке, и ловила каждое его движение.

— Ты меня беспокоишь, — произнес он, застегивая на запястье часы, я промолчала, не зная, что на это ответить. Максим подошел ко мне ближе, притянул к себе, обнимая за талию, и заглянул в глаза.

— Я не хочу, чтобы ты уходил, — выпалила я, прикусив губу, такие признания мне всегда давались с трудом.

— Почему? — о причинах он прекрасно догадывался, но хотел услышать от меня это вслух.

— Потому что боюсь, что ты не вернешься, — под конец фразы голос дрогнул, я всхлипнула, прижимаясь к его плечу лицом, и разрыдалась. Никогда я не плакала столько, как в эти дни, мне всегда казалось, что я сильная, непробиваемая, но нет. Слезы катились против воли и я никак не могла остановить этот поток.

Ланских провел по моей спине ладонью, успокаивая, как маленького ребенка:

— Регина, я тебе обещал, что все будет хорошо, я обязательно вернусь, и мы улетим. Осталось всего несколько часов потерпеть. Есть вопросы, которые не решаются без моего участия.

Я торопливо кивнула, отстраняясь и вытирая слезы тыльной стороной ладони, ему нужно ехать, а я…

Максим взял меня осторожно за подбородок и приподнял его, вынуждая заглянуть в глаза, а потом поцеловал, мягко, без намека на продолжение. В его поцелуе было столько нежности, сколько не было ни разу до этого, и я с благодарностью принимала эти чувства. В этот момент они были мне нужны.

— Все будет в порядке, — повторил он еще раз, — мне нужно ехать.

Я пошла провожать его до двери, обещая закрыться на все замки. Он надел пальто, натянул кожаные перчатки — спроси меня, какие вещи ассоциируются с Ланских, я назову именно их, — и обернулся, протягивая мобильный.

— В этом телефоне вбит еще один номер. Если вдруг, — он замолчал, ему и самому не нравилось то, что он говорит, — если вдруг, что-то случится со мной, ты должна будешь звонить по этому телефону.