Любовь, опрокинувшая троны - Александр Прозоров

– Это ты врешь, князь Василий! – указал на Шуйского пальцем окольничий. – Поповича вы зарезали, не царевича! Дмитрий жив, я его сам из Углича тайком вывез!

– Бей Шуйского! – завопили несколько ближних москвичей, однако холопы двинули вперед лошадей, огрели кого-то плетьми, кого-то пнули в лицо ногой, пригрозили ножами, и толпа отхлынула, лезть на клинки побоялась.

– Годуновых бей!!! – призвали от Фроловских ворот. Горожане ринулись в Кремль и, к немалому изумлению Василия Ивановича, их пропустили. Стража не то что сабель не обнажила – даже ворот, и то закрывать не стала!

– Похоже, о караулах позаботились, – привстал на стременах князь. – Своих в смену поставили, прикормленных. Вот тебе и междуцарствие…

Князь Василий повернул туркестанца и поскакал обратно на подворье, теперь уже радуясь тому, что Мария находится в безопасности где-то среди смоленских чащоб.

Ее отцу, по счастью, тоже ничего не угрожало. Пару недель назад он ухитрился-таки разлаяться с Семеном Годуновым, занявшим место князя Буйносова возле нового царя, и Петра Ивановича упекли на воеводство в крепость Ливны. Вроде как и не в ссылку, но по сути – с глаз долой. Не будь этого, наверняка вступился бы князь Буйносов за царя Федора, не утерпел. И били бы его сейчас вместе со всеми прочими годуновцами смертным боем…

Выходит, Петру Ивановичу с наказанием очень повезло.

* * *

Москва побузила, покуролесила, погуляла, разграбила царский дворец и подворья ближних годуновских сподвижников: Вильяминовых, Сабуровых, Телепневых, – выпила все вино из их погребов, вытащила из Архангельского собора тело покойного Бориса Годунова, бросив его в ров – и успокоилась. Спустя три дня князь Шуйский даже разоружил своих холопов, оставив им лишь обычные два ножа на поясах. К чему понапрасну целыми днями сабли и броню на себе таскать да пугать прохожих выставленными над стеной рогатинами?

Между тем по мере приближения Дмитрия к столице вестей о нем становилось все больше и больше.

Пятого июня он выехал из Тулы и спустя три дня дал большой пир в Серпухове боярам, окольничим и думным дьякам. Еще через пять дней пир случился в шатрах у села Коломенского, причем туда допустили крестьян, приславших своих выборных поклониться законному царю. Затем сын Ивана Васильевича разбил палатки уже перед воротами Москвы, пируя в них целых три дня, и только двадцатого июня Дмитрий Иванович верхом на белом жеребце торжественно въехал в свою столицу: под звон колоколов, приветственные крики, осыпаемый зерном и цветами, с боем барабанов и воем медных труб – с последним отличились ляхи из свиты царевича.

Первым делом Дмитрий отправился в Архангельский собор – помолиться у гроба своего отца, – затем отстоял благодарственную службу в Успенском соборе, после чего устроил еще один пир, теперь уже в Великокняжеском дворце.

И только двадцать третьего июня постучавшие в ворота шуйского подворья царские телохранители пригласили Василия Ивановича в Кремль.

В до мелочей знакомой малой Думной палате, под угрюмыми взглядами замерших на стенной штукатурке святых, с шестью рындами за спиной Василий Иванович с некоторым удивлением узнал здесь все тех же бояр, что заседали рядом с Бориской Годуновым: князья Воротынский, Бельский, Мстиславский, Телепнев, Шереметев, Власьев. И только на троне вместо тяжело дышащего, одутловатого, отекшего самозванца Бориски сидел другой: маленький, кривоватый, с бородавками на лице и рыжими патлами на макушке.

– Один другого краше… – пробормотал себе под нос князь Шуйский.

– Сказывают люди, Василий Иванович, – заговорил коротышка, – смущаешь ты умы московские, утверждая, что я умер четырнадцать лет назад в Угличе!

– Не ты, – покачал головой князь Шуйский. – Это царевич Дмитрий четырнадцать лет тому назад зарезался.

– А я тогда кто?! – повысил голос бородавчатый мужчина.

– Самозванец, – пожал плечами князь.

– А не твоей ли рукой записано в Угличском деле, что опознать меня в убиенном ты не смог?

– То не важно, смог я или не смог. Я человек чести и лишь записал в деле сем то, что увидел али узнал, без утайки и обмана. Но Священный собор, изучив все сведения, что мне удалось собрать, постановил царевича Дмитрия зарезавшимся по болезни. Священный собор не может ошибаться. Царевич Дмитрий мертв!

– Вот он я, стою перед тобой, Василий Иванович! – хлопнул ладонями по подлокотникам коротышка. – Сын государя Ивана Васильевича! Перестань упорствовать и поклонись мне, знатнейшему из Рюриковичей, старшему потомку князя Ярослава Всеволодовича! Склонись, коли не желаешь узнать моего гнева!

– Я есмь старший из рода Ярослава Всеволодовича! – вскинул подбородок Василий Иванович. – И я никогда не склонюсь перед неведомым безродным мальчишкой.

– Что-о?! Это бунт?! – Коротышка сжал кулаки и ударил ими по подлокотникам: – Взять крамольника! – Бородавчатый недоросток вскочил и вытянул руку: – За бунт и неповиновение! За все беды, что учинил ты моей матери и моей семье! За ложь и смущение умов моих подданных наглой ложью приговариваю тебя к смерти, князь Шуйский! Уберите его прочь с моих глаз!

Рынды кинулись на Василия Ивановича, скрутили руки за спиной и уволокли из палаты.

Дмитрий Иванович рухнул обратно на трон, перевел дух и махнул руками:

– Хватит на сегодня заседания, бояре! Пора и горло промочить после столь долгой болтовни. Ступайте с богом!

Думные бояре склонились в поклоне и величаво поплыли к дальней двери. Дмитрий, шустро спрыгнув на пол через все ступени возвышения, ушел в створку за троном.

– Сегодня ты был грозен! – оценил его приговор Григорий Отрепьев, поспешая рядом.

– Да он просто в лицо хамит! – возмутился сын Ивана Васильевича. – Мне что, терпеть?!

– Да ладно, – отмахнулся писарь. – Приговорил, и пес с ним. А я тут хотел архимандрита Пафнутия навестить, сбегал поутру до обители. А он, оказывается, в ссылке! Наказан за то, что помог мне грамоту добыть, каковая твое происхождение доказывает. Сидит где-то в земляной яме. А если бы не он, то о твоем происхождении…

– Я понял, понял! – поморщился наследник трона, замедляя шаг. – Он пожертвовал собой, чтобы вознести меня на трон, и достоин высшей награды. Но я не могу сделать его патриархом! Это место уже занято Игнатием!

– Сделай митрополитом Крутицким и Сарским. В Церкви это второе место по старшинству.

– Хорошо, – пообещал Дмитрий.

– И моя сестра…

– Я помню про твою сестру и про то, что она для меня сделала, – вздохнул сын Ивана Васильевича. – Но она женщина! Я не могу дать ей никакого церковного поста! И избавить от пострига тоже не могу, это не в моих силах! Да даже патриарх, и тот не может!

– Но у Ксении есть муж! Федор! Теперь Филарет, его тоже остригли.

– Я чего-нибудь придумаю, – смиренно кивнул Дмитрий Иванович.