Семена прошлого - Вирджиния Клео Эндрюс

Для Криса это был долгий день. Он устал. Он повернулся ко мне, обнял и проговорил, засыпая:

— В конце концов Барт исправится. Я уверен в этом, потому что впервые вижу в нем желание найти компромисс. У него отчаянная необходимость верить во что-то или в кого-то. В какой-то момент своей жизни он найдет то, что ему нужно, и тогда под этой маской человеконенавистничества все увидят чудесную душу, которой он обладает.

Спать, спать и погружаться в прекрасные мечты… Гармония в семье, братья и сестра, любящие друг друга… Спи, мечтатель, спи.

Я услышала, как в нижнем холле дедовские часы пробили семь. Час, в который было назначено всем подняться и готовиться к приему гостей. Я потрясла Криса, чтобы он пробудился, принял ванну и одевался. Он потянулся, зевнул, лениво пошел в ванную. Затем побрился. Посмотрел на себя в зеркало и озабоченно спросил:

— Кэти, тебе не кажется, что я набираю вес?

— Нет, милый. Ты выглядишь потрясно, как сказала бы Синди.

— А что ты бы сказала?

— Что с каждым прошедшим годом ты становишься все красивее, — сказала я, обнимая его за талию и прижавшись щекой к его спине. — А я с каждым годом люблю тебя все больше, и даже когда ты будешь такой же старый, как Джоэл, я и тогда буду видеть тебя таким же, как сейчас… Высокий, в блестящих доспехах, вот-вот ты оседлаешь своего белого единорога, в руках у тебя длинное копье, на котором голова зеленого дракона…

В зеркале мне хорошо были видны выступившие у него на глазах слезы.

— Неужели ты помнишь… — прошептал он. — Неужели после стольких лет…

— Как будто бы я могу позабыть…

— Но ведь столько лет прошло.

— Сколько лет, столько зим… — проворковала я, обнимая его шею. — И вот я, к собственному восхищению, увидела, что тебе не было необходимости заслуживать мою любовь и уважение… они всегда принадлежали тебе.

Две слезы скатились по его щекам. Я сняла их губами.

— Значит, ты прощаешь меня, Кэтрин? Скажи же мне сейчас же, прощаешь ли ты меня за то, что я превратил твою жизнь в ад? Ведь Барт мог стать совсем иным, если бы я оставил тебя, нашел другую жену и остался для него лишь дядей.

Я хотела поцеловать и обнять его, но нельзя было пачкать праздничный пиджак наложенным на лицо макияжем, поэтому я лишь приложила щеку к его груди, прислушиваясь к горячему биению сердца. Я стояла и слушала: удары этого сердца заставили вспыхнуть мою любовь тогда, в далекой юности.

— Я закрываю глаза и вижу нас: мне двенадцать лет, а тебе — четырнадцать. Я четко вижу тебя, но не вижу себя, Крис, отчего это я не вижу себя?

Он криво улыбнулся. Улыбка получилась горькой.

— Оттого, что я выкрал все твои образы и спрятал их в своем сердце. Но ты не сказала, что простила меня.

— Разве я была бы здесь с тобой, если бы не хотела этого?

— Я молюсь о том, чтобы не расхотела, — сказал Крис, сжав меня что было силы в объятиях.

За окном снова начал падать снег. А здесь, в нашей спальне, Кристофер Долл вновь повернул время вспять. Если этот дом был немилосерден к Мелоди, лишил романтики чувства Синди после изгнания Лэнса, то для нас с Крисом, пока он владел течением времени, романтика была возрождена к жизни.

В половине десятого мы, празднично одетые, сели на свои места для приема, готовые с появлением первого гостя вскочить. Тревор с гордым видом стоял, тревожно глядя на часы. Окна парадного холла были украшены великолепно. Огромное рождественское дерево сверкало тысячами огоньков. На украшение только этого дерева ушло пять часов.

Я сидела, как престарелая Золушка, нашедшая давно своего принца и вышедшая за него замуж. Что-то привлекло мой взгляд наверху. В ротонде стояли друг против друга два рыцаря в полном одеянии и вооружении, а мимо них скользила темная тень. Даже в тени ротонды я узнала, кто это. Джоэл, вопреки его словам, не спал в этот час и не молился на коленях за всех грешников.

— Барт, — прошептала я, подзывая стоящего возле меня сына, — может быть, ты задумывал этот вечер, чтобы представить вновь Джоэла его старым знакомым?

— Да, — ответил он шепотом, обнимая меня за плечи, — но я уже понял, что он не захочет присутствовать. Честно говоря, из его друзей лишь несколько осталось в живых, в то время как живы еще множество одноклассниц моей бабушки. А ты выглядишь прекрасно, как ангел. — И его сильные пальцы вонзились в нежную плоть моего плеча.

Был ли это комплимент или вызов мне? На его губах играла циничная усмешка. Он отдернул руку, будто она выдавала его. Я нервно рассмеялась.

— Когда-нибудь, когда я стану старой, как Джоэл, буду горбатой, стану шаркать ногами, перестану, наконец, грешить, тогда я вновь обрету тот нимб, которого лишилась в расцвете жизни.

И Барт, и Крис поморщились от моей тирады, но Джоэл наверху куда-то пропал, и я была этому рада.

Лакеи в ливреях готовили буфетные столы, в то время как Барт мерял пространство шагами. Он был необыкновенно хорош собой в черном вечернем костюме.

Я нашла руку Джори, пожала ее и прошептала:

— Ты сегодня почти так же хорош, как и Барт.

— Мам, скажи ему этот комплимент. Он выглядит прекрасно, настолько великолепно, насколько великолепен был, по-видимому, его отец.

Я внезапно вспыхнула и устыдилась.

— Нет, я не сказала ему об этом ни слова: он настолько безукоризненно доволен сам собой, что, думаю, взорвется от любой похвалы.

— Ты не права, мама. Иди и скажи ему то, что только что сказала мне.

Я встала и подошла к Барту, который молча стоял у окна и глядел на изгиб дороги.

— Не видно ни единого огня фар, — угрюмо пожаловался Барт. — Дороги были расчищены. Снег перестал идти. Наша дорога была даже посыпана гравием. Где они все, черт возьми?

— Я никогда еще не видела тебя таким красавцем, Барт. Он резко обернулся, пристально посмотрев мне в глаза, и посмотрел по направлению Джори.

— Даже более красавцем, чем Джори, мама?

— Равно с ним.

Усмехнувшись, он отвернулся к окну. Но тут же его настроение изменилось; что-то на дороге отвлекло его от мыслей о себе.

— Посмотри-ка, они едут!

Я увидела вереницу огней, медленно взбирающихся в гору.

— Приготовиться всем, — скомандовал Барт, подавая знак Тревору, чтобы тот был готов распахнуть двери.

Крис занял место у кресла Джори, а я схватила за руку Барта, чтобы образовать линию для приема гостей; Тревор взирал на нас с торжествующей улыбкой.

Тревор часто говорил, что он любит званые вечера:

— Я всегда любил балы и вечера. Сердце начинает биться чаще, старые кости омолаживает.

Прошло некоторое время, но ни одна из вереницы машин не добралась до нашего поворота, никто не позвонил в дверной колокольчик.