Судный день - Адриан Д'Аже

— Если вам, Родригес, не хватает пороху заниматься серьезными вещами… — В комнату широким шагом вошел Уайли. — Что у нас есть, кроме этого хаоса в Геттингене?

Дэвис почесал свою лысую макушку.

— Похоже, что наши мишени находятся не в Геттингене, а в Бад-Аролсене, — сказал он, бросив при этом взгляд на Родригес. — Мы заглянули в книгу посетителей, и Нефертити зарегистрировалась там под своим настоящим именем.

— А почему же она использовала свое настоящее имя?

Дэвис пожал плечами, и тогда в разговор вступила Родригес:

— Возможно, потому что поиск документов необходимо заказывать заблаговременно, а когда Вайцман звонила в Международную поисковую службу, она еще не знала, что окажется у нас под прицелом.

— Тутанхамон был с ней?

— Ее сопровождал мужчина, который подходит под его описание, — быстро ответил Дэвис.

— И где же они сейчас?

— Мы точно не знаем, но посылаем своих агентов в Бад-Аролсен, — сказал Дэвис.

— Что я считаю большой ошибкой.

Уайли повернулся к Родригес.

— Почему?

— Во-первых, потому что Германия — это не какая-то там страна третьего мира, где убийства являются частью повседневной жизни, — ровным голосом ответила Родригес. — Все, начиная от самого канцлера, требуют сейчас объяснений последних событий в Геттингене, и полиция по всей стране находится в состоянии повышенной боевой готовности. Если мы начнем собирать агентов в такой маленькой деревне, какой является Бад-Аролсен, это только привлечет к ней нежелательное внимание. Во-вторых, крайне маловероятно, чтобы наши мишени по-прежнему оставались там.

— А это еще почему?

— Я раньше работала с О’Коннором. Он является — или являлся — высококлассным агентом. Он надеется на лучшее, предполагая самое худшее, и поэтому будет ожидать, что мы бросимся за ним в погоню. Он не останется там ни на секунду дольше, чем это будет необходимо.

— И где же, вы полагаете, он может находиться сейчас?

— О’Коннору уже известно о наших планах касательно Вайцман, и, зная О’Коннора, могу утверждать: он догадывается, что у нас — у вас, — уточнила она, — в отношении него точно такие же планы. Наш осведомитель из Бад-Аролсена сообщил, что Вайцман заказала для ознакомления документы из концентрационного лагеря Маутхаузен. Они могут направиться туда, хотя почему О’Коннор сопровождает Вайцман, я не понимаю. Возможно, это каким-то образом связано с той конференцией по культуре майя.

— На вашем месте, Родригес, я бы вплотную занялся выяснением того, где они находятся, — ответил Уайли, и голос его прозвучал угрожающе. Он повернулся к начальнику оперативного штаба. — Свяжитесь с Веной насчет пересечения ими границ Австрии, и я хочу, чтобы были взяты под наблюдение аэропорты и вокзалы. Проверьте компании по аренде автомобилей в этом районе, и я хочу, чтобы вы послали кого-то в концентрационный лагерь Маутхаузен. Я хочу поджарить этих двоих.

Маутхаузен

О’Коннор припарковал машину у зловещих каменных стен Маутхаузена, за которыми во время войны фашисты убили более 120 000 человек. За исключением тесных и убогих бараков, которые были снесены, все здесь осталось таким же, каким было в 1938 году, когда сюда привезли семью Алеты. Лагерь в наши дни является мемориалом погибшим здесь невинным жертвам нацизма.

Стояло раннее воскресное утро, так что на стоянке было пусто. Автобусы с туристами приедут сюда позже. О’Коннор с Алетой молча прошли к главным воротам. Длинные черные волосы Алеты спадали ей на плечи, и утренний ветерок нежно играл их прядями.

Из кладки гранитной арки торчали концы поржавевших железных прутьев, на которых когда-то крепился большой орел, сорванный со своего места узниками, когда в мае 1945 года лагерь наконец был освобожден Одиннадцатой бронетанковой дивизией США. Тяжелые деревянные двери в центре арки были закрыты. О’Коннор и Алета вошли внутрь через боковую арку под сторожевыми башнями и попали в эсэсовский сборный пункт, где узников раздевали догола и заставляли часами ждать под палящим солнцем или на снегу, пока их одежда пройдет дезинфекцию.

Алета тщательно изучила информацию о лагере еще до приезда в Австрию, но даже это не смогло подготовить ее к ужасной реальности, с которой она столкнулась, войдя в газовые камеры. Эти камеры в Маутхаузене могли вместить одновременно до 120 человек, и фашисты маскировали их под душевые. Проходя по комнатам, выложенным белой кафельной плиткой, с душевыми кабинками и оставшимися на прежних местах трубами и кранами, Алета глотала подступавшие к горлу слезы. На входе в каждую комнату стояла тяжелая металлическая дверь. Эти двери, сейчас поржавевшие, закрывались герметично; они запирались снаружи и были снабжены посередине смотровым глазком. Эсэсовские надсмотрщики наблюдали за тем, как узники падали на кафельный пол, судорожно цепляясь за свою жизнь, истекая кровью из ушей и других отверстий, когда в комнату подавалась смертоносная синильная кислота — газ «Циклон-В».

О’Коннор и Алета в полном молчании прошли в соседние помещения, где находились печи для сжигания трупов, которые эсэсовские охранники вытаскивали из «душевых комнат».

— Мне нужно на воздух, — в конце концов сказала Алета; лицо ее было очень бледным.

Они поднялись по лестнице, ведущей от газовых камер, и прошли мимо бараков и публичного дома, устроенного здесь для тех заключенных, которые сотрудничали с нацистами. Миновав массивные гранитные «ворота узников», они направились к каменоломням, где погибли тысячи заключенных, которые до изнеможения работали здесь под кнутами надсмотрщиков, добывая камень голыми руками.

Теперь автостоянка скрылась с глаз О’Коннора и Алеты, поэтому они не могли видеть, как на дальнем ее конце припарковалась «ауди». Агент ЦРУ заметил на номерном знаке арендованного «фольксвагена пассат» синюю полоску с белой буквой «D» под двенадцатью золотыми звездами Евросоюза, которая указывала на то, что машина зарегистрирована в Германии. Он передал номер начальнику резидентуры в Берлине шифрованным сообщением со своего мобильного телефона. Через десять минут он получил инструкции. «Автомобиль взят в аренду в Кассель-Вильгельмсхоэ мужчиной, подходящим под описание Тутанхамона. Вероятнее всего, Нефертити с ним. Если это подтвердится, следовать за ними и уничтожить обоих при первой представившейся возможности».

— Учитывая произошедшее здесь, — задумчиво сказала Алета, — просто удивительно, что Израиль не испытывает особого сочувствия к палестинцам.

— Кто-то может возразить, что израильтяне имеют право защитить себя от ракетных атак.

— Да. Но нападения Израиля в Газе и Ливане были несоразмерны по своей беспощадности: там они бомбардировали школы и блокпосты ООН.

— Это вряд ли можно сравнивать с Холокостом, — мягко заметил О’Коннор.

— Любая жизнь бесценна. Если ты стираешь с лица земли территорию вроде Газы, — одно из самых густонаселенных мест на планете, где на крошечной площади ютится полтора миллиона человек, так что даже Ватикан называет ее концентрационным лагерем, — это значит, что ты принял решение уничтожить невинных гражданских жителей. Если бы какая-нибудь другая нация позволила бы себе сбрасывать тучи кластерных бомб и белый фосфор на женщин и детей, ваши люди в Вашингтоне просто с ума бы сходили от ярости. Белый фосфор! Вещество, которое прилипает к коже и продолжает гореть, сжигая тело. Каким образом израильтяне оправдывают это?