Хроники времен Сервантеса - Владимир Фромер

— Ваша милость, а можно я приведу товарищей послушать про вашего рыцаря? — спросил он с несвойственной этому человеку робостью.

Сервантес пожал плечами. Почему нет?

— Ну, конечно.

И они приходили целыми группами. И слушали, раскрыв рты, полностью отдаваясь редкому удовольствию. Тюрьма, решетки на окнах, спертая вонь в бараках. Впереди еще долгие годы неволи. Жизнь однообразная, как капли осеннего дождя. И вдруг пожилой искалеченный идальго своим удивительным талантом дает им возможность повеселиться, отвлечься от тяжелых дум и мрачных снов.

Но ему необходимо кое-что проверить. Он устраивает особое чтение — для избранных. Только самые знаменитые висельники, воры и убийцы приглашены на это торжество.

Все они почли за честь его приглашение.

Комната заполнена до отказа. Какой-то странный отблеск радостного детского ожидания отражался на этих грубых лицах, обычно мрачных и угрюмых, в этих глазах, сверкавших иногда так грозно. Стоял шум, гам. Сервантес поднял руку. Наступила мертвая тишина. Он начал читать. Это был рассказ о том, как Дон Кихот даровал свободу несчастным, которых насильно вели туда, куда им совсем не хотелось идти. В своих странствиях Дон Кихот и Санчо Панса повстречали двенадцать приговоренных к галерам преступников. Их, скованных одной длинной цепью, стражники вели к гавани. Дон Кихот решил их освободить;

Дон Кихот с изысканной вежливостью предложил начальнику конвоя отпустить несчастных на волю. Тот, разумеется, отказался, и тогда Дон Кихот поверг его на землю ударом копья. Это стало сигналом к мятежу. Узники одолели стражу и стали свободными людьми. Среди слушателей прошел гул одобрения.

— Рассказ еще не окончен, — сказал Сервантес и прочитал заключительную часть.

Слушатели узнали, что освобожденные каторжане отнюдь не поблагодарили своего спасителя. Они забросали Дон Кихота камнями и избили медным тазиком, который он называл своим золотым шлемом. Осмеяв Рыцаря печального образа и осыпав оскорблениями, они разбежались, сорвав с него и с Санчо плащи.

Сервантес кончил чтение. Секунду стояла мертвая тишина, а потом раздался такой хохот, что заколебалось пламя свечей. Его слушатели совершенно вышли из себя и хохотали самозабвенно, до слез, до истерики.

Да, это был успех. Но реакция слушателей застала Сервантеса врасплох. Как же так? Он показал им их собственную судьбу. Человек с благородным сердцем попытался их защитить. Так почему же они присоединились к тем, кто обрушил град камней на своего спасителя? Неужели же люди так жестоки? Или же это обстоятельства жизни делают их таковыми?

Сервантес подумал, что судить о человеческой жизни можно лишь после того, как она закончится, ибо судьбы людей склонны к самым удивительным метаморфозам. Он знал когда-то профессионального убийцу, ставшего священником с безупречной репутацией, почти святым. Знал уважаемого доктора, превратившегося в нищего бродягу. Знал очень способных людей, от которых все ждали многого и не получили от них ничего. Знал невежественных бездельников, ставших крупными учеными. Эти странные превращения свидетельствуют о том, что люди склонны ошибаться, когда речь идет о самом важном в психологическом облике человека.

— Свобода, — сказал Сервантес много позднее, на одном званом обеде в кругу состоятельных и важных людей, — не идет на пользу детям, дуракам, безумцам, людям, утратившим способность здраво смотреть на вещи, а также придуркам, чиновникам, негодяям всех мастей и людям слишком страстным, каковым случалось бывать и мне. Иными словами, свобода противопоказана трем четвертям человечества.

— Разве страсть — это отрицательное качество? — спросил молодой поэт, любимец хозяйки дома.

— Человек, лишенный страстей, бесцветен, — ответил Сервантес. — Страсть — источник энергии и огненный двигатель всего. Но, став самоцелью, она превращается в зло.

Хозяйка дома, очаровательная дама средних лет, супруга одного солидного чиновника, решила перевести острый разговор на другую тему:

— Недавно мне посоветовали попробовать китайскую кухню. У них так много приправ и специй, возбуждающих аппетит. В последнее время я его совсем утратила, — пожаловалась она, поедая сочную малину со взбитыми сливками. Сидящий напротив Сервантес, словно поддакивая хозяйке, произнес серьезным тоном:

— Самая лучшая приправа есть не только в Китае, но и у нас.

— Какая же? — поинтересовалась хозяйка.

— Голод, сударыня. Бедняки, не испытывающие недостатка в этой приправе, всегда едят с аппетитом.

* * *

Сервантес был счастлив. Он знал, что подарит миру нечто бесподобное, то, чего он никогда еще не видел. Каждый вечер он погружался в рой образов и в череду острых ощущений, видений и мыслей, сопровождавших похождения его героя. В одном ясном озарении постигнул он наконец ускользавший от него прежде смысл его судьбы, походившей на цепь независящих друг от друга случайных событий. Он заключался в том, чтобы написать «Дон Кихота».

Сервантесу было так хорошо, что он совсем забыл, что находится в тюрьме. Но настал день, и появился верный Гвидо.

— Твой долг уплачен, — сказал он, — Ты свободен, Мигель.

Гвидо выглядел усталым и измученным. Сервантес пристально посмотрел на него и все понял:

— Ты продал свою картину, свою Марию, — сказал он тихо. Гвидо пожал плечами:

— Это всего лишь картина. Я нарисую другую.

«Мне никогда не выплатить ему своего долга», — подумал Мигель, обнимая друга.

Король Филипп знал, что не будет ему легкой смерти, ибо Господь склонен подвергать жесточайшим испытаниям самых верных своих слуг, прежде чем наградить их вечным блаженством. Тот, кого Господь всего беспощадней испытывает, будет выше других вознесен. Филипп часто думал об этом, стоически перенося выпавшие на его долю страдания.

А они были ужасны. Судороги и кровавые поносы не давали ему покоя. Его исхудавшее тело, истерзанное водянкой и хронической подагрой, покрылось нестерпимо чесавшимися гнойными язвами. Голова раскалывалась от боли. Его мучили тошнота, одышка, бессонница и сжигавшая внутренности жажда. Врачи запретили ему холодную воду, а теплую давали чайными ложками. Он подумал, что теперь уже глупо выполнять предписания врачей, и попросил стакан ледяной воды.