Плохая девочка - Елена Сокол

Не дослушав ужасающую беседу до конца, я пячусь назад. Сердце срывается вниз и волочется по полу, не боясь, что его растопчут. Оно ведь и так уже растоптано. Я сама швырнула его под ноги Каю и позволила это сделать. Сама вручила ему свое сердце потому, что верила, что могу изменить этого парня. Что моя любовь его изменит.

Но любовь ничего не меняет. Она не врачует, не зажигает свет в заблудших душах и уж точно не способна растопить лед в сердце.

Любовь не может исцелить того, кто этого не желает. Не может спасти того, кто об этом не просит. Не в силах изменить того, кто отчаянно противится этому.

Любовь не всемогуща. Она слаба. И ее недостаточно, чтобы предотвратить неизбежное.

Я осторожно ступаю в свою комнату и тихо прикрываю дверь. Делаю шаг и вдруг вздрагиваю всем телом потому, что где-то начинает звонить телефон. Судя по мелодии, это смартфон Кая. Где же он? Кругом такой бардак, повсюду раскидано наше белье.

Я выключаю свет, и вижу яркое пятно на полу. Подхожу, опускаюсь на колени и беру аппарат в дрожащие руки. На экране написано «Эмилия». Он продолжает трезвонить, но уже тише, а я смотрю на него, будто завороженная, и никак не могу пошевелиться.

А когда вызов завершается, экран вспыхивает большим количеством сообщений от этого же абонента. Содержания этих посланий я видеть не могу — для этого нужно разблокировать телефон, а пароль мне неизвестен. Видно только, что сообщений очень много. Выходит, они с Каем общаются? И как часто? Значит, его чувства к бывшей пассии еще не остыли?

Заслышав шаги на лестнице, я кладу телефон обратно на пол и забираюсь под одеяло.

Через мгновение он входит в спальню.

— Эй, ты что, решила лечь спать? — Слышится его голос.

Кай старается держаться как ни в чем небывало, но его дыхание шумное и тяжелое.

— Угу. — Отвечаю я, впиваясь пальцами в одеяло и уставившись в стену.

Пусть он уйдет. Пусть уйдет.

— Устала?

— Немного. — Отзываюсь я.

— Прости, не принес тебе попить. — Сокрушается он, копошась с одеждой. — Мать с Лео вернулись из театра, мы немного повздорили.

— Из-за чего?

Мое сердце замирает.

— Да так. — Парень прочищает горло. — Ей и повода не нужно, чтобы на меня наехать, ты же знаешь. Опять зудела, что разбросал свои вещи.

— М-м. Ясно.

Снова коротко пиликает его телефон. Значит, пришло сообщение. Слышно, как Кай наклоняется и поднимает его с пола.

— Кто там? — Отваживаюсь спросить я.

В комнате повисает тишина. На секунду мне кажется, что я слышу, как в голове Кая скрипят шестеренки, пока он отчаянно придумывает, что ответить.

— Никто. — Наконец, врет он. — Пришло уведомление о времени завтрашней тренировки.

— Понятно.

Я зажмуриваюсь. Задерживаю дыхание. Мне так больно, что с трудом получается удержаться от бессильного крика.

Так мне и надо. Я его не виню. Мне почти ничего не известно о Кае. Он старательно прячется от меня и не готов открываться. Я знала, на что иду. Знала, что, позволив ему заполнить собой свое сердце, отдаю его на растерзание. Однажды это должно было случиться: и теперь Кай просто вырвал его из моей груди.

— Знаешь, что? — Парень ложится рядом и обнимает меня.

— Что? — Говорю я «сонным» голосом.

— Мы должны жить вместе.

Я слежу за тем, чтобы мое дыхание оставалось ровным. Ради этого все и затевалось: прийти в мой дом, втереться ко мне в доверие, прибрать к рукам все, что принадлежало моим родителям.

— А мы и так. — Шепчут мои дрожащие губы. — Живем.

— Я подумал… не снять ли нам квартиру?

К чему это он?

— Но у нас ведь есть дом…

— У тебя. — Уточняет Кай.

— Он ведь принадлежит нам двоим. — Поправляю я его.

— Да. — Его рука скользит по моему телу и находит приют на моей груди. — Точно…

— Думаешь, уже пора рассказать о нас твоей маме? — С трудом сдерживая слезы, спрашиваю я. — Мне кажется, она будет не против.

— Она будет рада. — Задумчиво отвечает парень, и его дыхание обжигает мне шею.

Мое тело реагирует привычной тяжестью внизу живота, и я закусываю губы, ненавидя себя за это.

— А друзья? Им пора узнать о наших отношениях?

— Всему свое время. — Говорит Кай, сжимая мой сосок.

Будь его воля, он никому не рассказывал бы о нас. Конечно, ведь это помешает ему сохранить статус свободного и независимого парня. Он привык к вниманию и к тому, что может делать, что хочет.

Какая же я идиотка…

— Все хорошо? — Спрашивает он.

Похоже, заметил мое напряжение.

— Да. — Говорю я, сглатывая слезы. — Конечно. Все отлично.

Этот парень — настоящий козел, но у меня все тело сводит от нежелания с ним расставаться. Я так боюсь его потерять, что мне хочется закрыть глаза на все, что слышала и видела, и хоть ненадолго, но продлить момент счастливого безнадежного неведения. Жаль, что теперь это невозможно.

Поспешно смахиваю слезу, пока он ее не заметил, и затаиваю дыхание, чтобы не всхлипнуть.

Кай берет меня за плечо, поворачивает к себе и тихо шепчет в губы:

— Прости.

Возможно, он понимает, что я плачу, и знает, из-за чего. Или просто заранее извиняется — потому, что знает, как мне будет больно, когда откроется правда.

— Прости меня.

Его голос дрожит. В нем слышна тревога: Кай словно чувствует, что может меня потерять. Его наживка вот-вот сорвется с крючка.

— За что?

— За все. — Его голос тонет в тишине темной комнаты. — То, что я чувствую к тебе, Мариана, ужасно пугает меня. Это что-то такое… очень сильное. Понимаешь? Со мной впервые такое. И это сводит с ума.

Он прав. У него нет души. И все, что я могу от него получить, это его тело. Так почему бы и нет? Пусть напоследок снова сделает вид, что чувствует ко мне то же, что и я.

Мои руки стискивают его крепко — так, будто боятся отпустить. Мы смотрим друг другу в глаза, и я в последний раз спрашиваю у себя: как можно так красиво лгать? Как можно смотреть в лицо человеку и произносить самую страшную ложь в этой жизни?

— И я. — В отличие от него, остаюсь предельно искренней. — Я чувствую то же самое.

Послушно открываю рот и позволяю ему целовать себя. Кай засовывает в него свой язык, и меня начинает мутить от нехватки воздуха. Я задерживаю дыхание и терплю. У меня больше не получается наслаждаться происходящим. Столкновение с правдой равносильно столкновению с метеоритом — меня будто разбило на части. Меня больше нет.