Тени зимы - Джиллиан Брэдшоу

— Благороднейшая леди, — насмешливо произнес Медро, — а я-то не беспокоюсь, думаю, вы связаны, значит, в безопасности. — Он опустил взгляд, увидел угли и обрывки веревок и посмотрел на меня, задрав одну бровь. — Смелое решение, — кивнул он, подошел и схватил меня за руку. Осмотрел ожоги на моем запястье, покачал головой. — Ага, меньшего я от вас и не ждал. Так, веревка — это чтобы на стену взбираться! Удачно я зашел. Думаю, благородная леди, вы ошибаетесь в отношении моих намерений.

— Перестань валять дурака, Медро! — стараясь успокоиться, сказала я. — Ты знаешь, что мы — враги, и что я теперь у тебя в руках. А я знаю, что пощады от тебя не дождусь.

Я снова была вынуждена наблюдать его гадкую улыбочку и приподнятую иронично бровь.

— Поспешное суждение, миледи. Вы даже не догадываетесь, что я намерен сделать с вами. И не дав себя труда поинтересоваться моими планами, уже собрались бежать.

Я попыталась понять, что у него на уме. Разумеется, ни в какое милосердие я не верила. Но вот в какую игру он играет, пока не понимала.

— Ты же знаешь, что я пыталась отравить тебя, — сказала я наконец. — Думаю, ты собираешься вытащить меня на суд, а тем временем соберешь еще мешок доказательств разных моих провинностей, и тех, которые были, и тех, которых не было.

— Да, я в курсе ваших намерений. Император выпил отравленную чашу и ему это не повредило. Ну что же, возможно, я ошибся. И в чем еще вы замешаны, кроме прелюбодеяния, миледи? Это ваше преступление направлено не против меня, а если не считать вашего мужа императором — а я его таковым не считаю, — то это даже не политическое преступление, и меня оно не касается. И почему вы ждете от меня жестокого обращения?

Я потерла челюсть, она все еще побаливала после его удара.

— И каковы же твои намерения? — потребовала я ответа. — Если надеешься поторговаться со мной, то вот тебе мое слово: нет таких условий, на которых я стану твоей соучастницей. Никакими обещаниями моей поддержки ты не купишь.

— Вы спрашиваете о моих намерениях? — Он рассмеялся. — Вот они! — Он неожиданно схватил меня за плечи и страстно поцеловал.

Это так меня поразило, что на миг я окаменела, а потом попыталась оттолкнуть его. Он схватил меня за руку, удерживая, поймал другую руку, и я зашипела от боли. Все-таки я сильно обожгла руки, пока пережигала веревки.

— У моего отца была жена, — проговорил он сквозь зубы, — хитрая, коварная и прекрасная жена, мудрая дочь Огирфана, императрица Гвинвифар. О, ты настоящая королева. А король — я! Вот ты и останешься женой короля. Это повредит Артуру больше, чем потеря всего королевства; Князь Ада, должно быть, сам послал тебя сюда, ко мне.

— Отпусти! — Я попыталась вырваться. — Ты не сделаешь этого!

Он снова засмеялся, и стиснул мои руки так, что у меня слезы брызнули из глаз.

— Сделаю. Еще как сделаю! Возьму тебя, как мой отец взял мою мать — силой! — Он потащил меня к постели, ловко поставил подножку и бросил на кучу одеял, а сам навалился сверху. Я закричала, громко, изо всех сил, и вдруг мне под руку попался кинжал Медро, который он носил на поясе. Я схватила его и ударила вслепую. Мордред выругался и ударил меня по руке. Кинжал вылетел и с тихим звоном улетел куда-то. Мордред прижался ко мне, наше дыхание смешалось. Мои руки он зажал правой рукой, а левой шарил под платьем. И все это время он смотрел прямо мне в глаза, и я видела в его глазах горькое, мучительное одиночество.

— Твой отец не насиловал твою мать! — выкрикнула я, используя единственное доступное оружие — слова. — Это она соблазнила его. Намерено соблазнила! Хотела зачать тебя и использовать, как инструмент. Ты и есть инструмент, только инструмент и ничего больше! Подумай о ней! Господи, помоги мне!

Мордред отшатнулся.

— Ложь! — вскричал он голосом обиженного ребенка. Все смешалось в этом крике: ужас, негодование, растерянность, а во мне шевельнулась крошечная надежда. Я вдруг ясно вспомнила все, что Гавейн говорил о своем брате.

— Твоя мать никогда тебя не любила, — я продолжала вбивать в него слова, как гвозди. — Она любила только разрушать. Гавейн любил тебя, Артур хотел любить тебя, но твоя мать не любила тебя никогда. Она хотела сожрать тебя, выпить твою силу, как сожрала твоего отца, короля Лота, как ты пожрал Агравейна, она готова была пожрать всё. Она выпила твою душу и бросила тебя одного в ночи.

— Лжешь! — снова заорал он. Спрыгнул с постели, встал рядом с ней на колени и начал осыпать меня беспорядочными ударами по голове и плечам. — Она любила меня! Я убью тебя ... ведьма! Ты, гордая шлюха! Я... я буду... — и он разрыдался.

Я опустила руки, прикрывавшие лицо и смотрела на него. О, как он рыдал! Грудь бурно вздымалась, лицо заливали слезы. В какой-то момент он поднял голову и наши глаза встретились. Рыдание стихли.

— Она мертва, — сказала я. — Но раньше, чем умереть, она уничтожила тебя.

Он застонал, как человек в бреду, когда кто-то ненароком заденет его рану. Он поднял мокрые от слез руки к лицу и некоторое время рассматривал их, не понимая, а затем вперил в меня гневный взор. Вытер лицо рукавом, повернулся и, не сказав больше ни слова, покинул комнату.

— Свяжите ее так, чтобы она не дотянулась до огня, — уже через дверь услышала я его приказ. Голос был предельно жесткий. Я упала на постель, дрожа и плача от облегчения. Хвала Господу!

Но сработает ли это еще раз? А если он напьется, много ли ему дела будет до Моргаузы? Просто заткнет мне рот… Нет, надо бежать, бежать из Камланна, здесь для меня теперь только смерть.

Один из стражников вошел с прочной веревкой, снова связал мне руки, а затем крепко привязал их к столбу у изголовья постели. Он уже повернулся, чтобы уйти, но остановился, поднял с пола кинжал Медро со следами крови на лезвии, повертел его перед глазами. Посмотрел на меня, плюнул и прошипел:

— Шлюха! Да еще и убийца!

Я немного полежала, приходя в себя. Меня связали так, что я могла теперь или лежать, закинув руки за голову, или сидеть на постели. А вот встать не получалось. Вряд ли я сильно ранила Мордреда. Удар был слепым и не мог нанести серьезного вреда. Но все-таки я его задела! Ну, теперь держись, императрица! Он вернется, а я в таком положении даже убить себя не смогу.

Мысли разбегались, путались чем дальше, тем сильнее. Это меня одолевал сон. Если сильно устал, спать можно где угодно и как угодно. И я заснула. Разбудил меня собственный стон. Сон приснился кошмарный. Я будто бы улетела из Камланна на драконе, точно таком же, какой был изображен на нашем знамени, а Мордред, превратившись в орла, летел за мной, и нагонял! Он-таки добрался до меня, и тут я проснулась, все еще ощущая, как когти впиваются мне в руку. В комнате было тихо и пусто. Веревка врезалась в обожженные запястья. Серая заря сочилась сквозь дымовую дыру. Я лежала, не шевелясь, пока она медленно не перетекла в день.

* * *

Должно быть, я снова заснула, потому что, открыв глаза в следующий раз, увидела в комнате людей. Я попыталась сесть, получилось не сразу, пришлось повозиться, пока удалось спустить ноги с постели. Видела я плохо. От одного из ударов Мордреда глаз заплыл. Запястья горели, язык распух, все тело болело. Я тряхнула головой, пытаясь отбросить волосы с глаз, и наконец, сумела сосредоточиться на том, что происходило в комнате. Здесь обнаружилась служанка, та же самая, которая приходила накануне, а еще посреди комнаты стоял большой приятель Мордреда Руаун. Он смотрел на меня не то с ужасом, не то с отвращением, как-то мне было не до того, чтобы анализировать его выражения.