Лорд Теней - Кассандра Клэр

– Не так я себе ее представлял, когда мечтал о семье, оставшейся в стране фэйри, – признался он. – Я искал их так много лет, и не нашел и следа… Я уже успел опустить руки.

– Она из кожи вон лезла, чтобы найти тебя и спасти, – возразила Кристина. – Ты явно ей небезразличен.

– Она меня даже не знает, – сказал Марк. – Но фэйри придают колоссальное значение кровным связям. Она не могла допустить, чтобы я попал в руки Короля Неблагого Двора. Что случается с одним членом семьи, то отражается и на других его кровных родичах.

Она погладила тебя по голове, – чуть было не сказала Кристина. Она только мельком это заметила: когда Нене склонилась перебинтовать Кьерану спину, она погладила подушечками пальцев самые кончики светлых волос Марка. Он этого не заметил, и сейчас Кристина засомневалась даже, поверит ли он ей, если она ему скажет.

Кристина уселась в изножье кровати. Кьеран спал беспокойно, мотал головой со спутанными темными волосами. Марк сидел, прислонившись к изголовью. Босые ноги он закинул на кровать, они были всего в нескольких сантиметрах от Кристины.

Но смотрел он на Кьерана.

– Он не помнит, – произнес Марк.

– Кьеран? Чего он не помнит?

Марк подтянул колени к груди. В рваной окровавленной одежде он выглядел даже хуже, чем тогда, когда его отпустили из Дикой Охоты.

– При Неблагом Дворе его пытали и мучили, – сказал он. – Я этого ожидал, они всегда так поступают с узниками. Когда я его развязал, как только вывел с поляны, я понял, что они сделали с ним что-то еще. Он не помнит, как убил Иарлафа. Он вообще ничего не помнит после той ночи, когда подсматривал за нами и услышал наш разговор на кухне.

– И порку не помнит? Не помнит, что случилось с Джулианом и Эммой?..

– Ни этого, ни того, что из-за это я его бросил, – мрачно произнес Марк. – Он сказал, что знал, что я за ним приду. Как будто мы всё еще… то, чем мы были.

– А чем вы были? – Кристина вдруг поняла, что никогда об этом не спрашивала. – Вы обменялись обещаниями? У вас было для этого слово, ну, вроде novio?

– «Парень»? – повторил Марк. – Нет, ничего такого. Но это было… чем-то, а потом ничего не стало. Потому что я рассердился, – он бросил на Кристину убитый взгляд. – Но как я могу сердиться на того, кто даже не помнит, что он сделал?

– Твои чувства – это твои чувства. Кьеран сделал то, что сделал. Даже если он этого не помнит, он все равно это сделал, – нахмурилась Кристина. – Я не слишком сурово говорю? Не хотелось бы. Но тогда, потом, я сидела с Эммой. Я помогала бинтовать ее раны.

– А сейчас ты помогала бинтовать Кьерана, – Марк набрал побольше воздуху в грудь. – Кристина, прости меня. Это должно быть… даже не представляю себе, что ты думаешь. Ты вынуждена сидеть тут со мной, с ним…

– Ты имеешь в виду, из-за?.. – Кристина покраснела. Из-за нашего поцелуя на пиру? Она заглянула в свое сердце в поисках ревности, горечи, злости на Марка. Но ничего подобного не обнаружила. Даже ярости вроде той, которую она испытала к Диего при появлении Зары.

Каким далеким это сейчас казалось – далеким и неважным. Зара могла забирать себе Диего хоть сейчас; он был полностью в ее распоряжении.

– Я не сержусь, – сказала она. – И ты в любом случае не должен переживать из-за моих чувств. Нам надо сосредоточиться на том, что Кьеран в безопасности и мы можем возвращаться.

– Я не могу перестать переживать из-за твоих чувств, – произнес Марк. – Я вообще не могу перестать о тебе думать.

Кристина почувствовала, как глухо ухнуло ее сердце.

– Думать о Благом Дворе как о тихой гавани, где мы можем передохнуть, было бы ошибкой. Есть старая пословица, что единственное различие между Благими и Неблагими состоит в том, что Неблагие творят зло в открытую, а Благие его скрывают, – Марк опустил глаза на Кьерана; тот дышал тихо и ровно. – И я не знаю, что нам делать с Кьераном, – добавил он. – Отправить его обратно в Охоту? Позвать Гвина? Кьеран не поймет, почему я хочу расстаться с ним сейчас.

– А ты хочешь? Расстаться с ним сейчас?

Марк промолчал.

– Я понимаю, – сказала она. – Правда. Все это время Кьеран был так тебе нужен, что у тебя раньше даже не было возможности задуматься, а чего ты с ним хочешь.

Марк издал странный придушенный звук. Он взял ее за руку – и стиснул, по-прежнему не отрывая глаз от Кьерана. Его хватка была крепкой – но Кристина не отняла руки.

Джулиан сидел на огромной кровати Фергюса. За высокой изгородью, закрывавшей от него каменный бассейн, Эмму он не видел – но слышал, как она там плещется; звук отражался от сияющих стен.

И действовал ему на нервы. Когда она закончит с купанием, она вылезет – и заберется к нему в постель. Они с Эммой сотню раз ночевали вместе в одной кровати. Может, и тысячу. Но когда они были детьми, это ничего не значило, а потом, когда они уже выросли, Джулиан по-прежнему внушал себе, что это ничего не значит – даже когда просыпался посреди ночи, чтобы смотреть на то, как прядки ее волос прикрывают ее щеку, когда она спит. Даже когда она начала уходить спозаранку на пробежку по пляжу, он сворачивался на нагретом ее телом на простынях местечке и вдыхал аромат розовой воды, исходивший от ее кожи.

Дыши. Он вцепился в бархатную подушку, которую положил на колени. Думай о чем-нибудь другом.

А подумать было о чем. Они очутились при Благом Дворе – не совсем узники, не совсем гости. Покинуть страну фэйри ничуть не легче, чем в нее войти, и плана, как отсюда выбраться, у них пока что не было.

Но он безумно устал. К тому же, с тех пор, как Эмма оборвала их отношения, он впервые оказался в спальне с ней наедине, и, в качестве редчайшего исключения, им руководило сердце, а не разум.

– Джулс! – позвала Эмма. Он вспомнил недолгие дни, когда она называла его Джулианом – и сам звук этого имени в ее устах заставлял его сердце рассыпаться на осколки от наслаждения. – Нене оставила для меня платье, и оно… – Эмма вздохнула. – Наверное, лучше тебе самому посмотреть.

Она вышла из-за закрывавшей бассейн изгороди – с распущенными волосами и в платье. Одежды фэйри были либо очень вычурны, либо очень просты. Это платье было из простых. Тонкие бретельки крест-накрест охватывали ее плечи; само платье было сшито из шелковистой белой ткани, облеплявшей влажное тело, словно вторая кожа, и подчеркивавшей изгибы талии и бедер.

У Джулиана пересохло во рту. Ну зачем Нене оставила ей платье? Что, разве не могла Эмма лечь спать в грязных доспехах? За что мир был к нему так жесток?

– Оно белое, – поморщилась она.

Кто у гроба встал, рыдая, тем лишь белый подобает. У Сумеречных охотников белый был цветом траура: для почетных похорон имелись белые доспехи, а глаза мертвых Сумеречных охотников перед тем, как сжечь тела, накрывали белым шелком.