Ловушка горше смерти - Светлана Климова

Лина выглянула в коридор и шагнула на узкую багровую дорожку, осторожно прикрыв за собой дверь.

— Выходить нельзя! — раздался мужской голос рядом. Лина вздрогнула и, повернувшись влево, увидела мужчину, который вел их к дому. Он был теперь без пальто, в широком пиджаке и шерстяном свитере, плотно охватывающем мускулистую шею. Руки он держал в карманах брюк. Мужчина был высок и худощав, но под пиджаком явственно проступали крутые бугры мышц.

— Вам накроют, скажите всем, в столовой на первом этаже. Затем советую как следует отдохнуть, — добавил мужчина и исчез…

Отдых после плотного и в то же время довольно изысканного ленча затянулся до пяти пополудни, пока к ним в комнату не постучали: негромко, но по-хозяйски.

— Здравствуйте! — проблеял скрипучий тенорок. Вслед за этим в дверях возник человек лет сорока, низенький, с рыжиной, с рыхлым в оспинах добродушным лицом, назвавшийся Науменко. — Кто здесь у вас за старшего?

— Я, — холодно ответила Женя и своей ленивой походкой столичной дивы направилась к нему.

Науменко успел-таки любопытно ее оглядеть с ног до головы.

— Пройдемте со мной, — пропел он, пропуская Женю и беззвучно захлопывая дверь.

Женя возвратилась через четверть часа.

— Барышни, нужно быть готовыми в течение часа. Дяди только что уселись ужинать. Для начала, — сказала она, подходя к столу, — я вам раздам командировочные, — и развернула хрустящий пакет с банкнотами.

— Не фальшивые? — хрипло осведомилась Светлана, приблизившись вплотную к свертку. — Что-то уж больно новые! — Она больше других была раздосадована этой поездкой: у нее внезапно разболелось горло, и теперь все ее бело-розовое сдобное тело томилось в лихорадочном жару.

— Девочки, — сказала Женя, — насколько я понимаю, здесь все, что нам причитается. Стасику платят отдельно — его тут знают, это сразу стало ясно. В этот раз он прибыл по личному приглашению. Здесь достаточно. Однако… — Женя помолчала. — Инга, подойди, во-первых, я не могу кричать, а во-вторых, дом, как мне кажется, прослушивается. Теперь буквально передаю слова этого Науменко:

«Девочки, которые желают подработать еще, пусть дадут мне знать».

— Каким это образом? — фыркнула Леночка, которая, уже в халатике, перед крохотным зеркальцем, приставленным к спинке кровати, накладывала грим.

— Иди сюда, дура! — крикнула Женя, и крепкие смуглые пальцы ее нервно дрогнули. — Я таки придушу эту Альбину…

— Чего ты шумишь? — сказала Инга. — Дай мне лучше сигарету, и выйдем на балкон. Какие вы, право… нежные. Кто не хочет, может отказаться сразу, но это раз в десять больше той суммы, которую каждая из вас только что получила.

— А мне все равно, — произнесла Леночка, зевнув, и, потягиваясь, пошла докрашиваться.

Катя молча доглаживала дорожным утюгом открытое платье, которое, как теперь поняла Лина, она захватила с собой не случайно. Лина вышла на балкон, столкнувшись с невысокой Ингой, от той крепко пахнуло духами, табаком и предвечерним воздухом. Женя прикуривала вторую сигарету от первой.

— Я не хочу, — пробормотала она, глядя мимо лица Лины, а затем поворачиваясь к ней спиной. — Не хочу, и все…

Бедная, подумала Лина. Затылок Жени был коротко стрижен, висячие алюминиевые плоские серьги, подобранные в тон вязаному желтому платью, делали ее крепкую фигуру чересчур тяжелой. Сейчас эти серьги дрожали. «Ничего у тебя не получится». Лина знала, что Женя любит выпить и тогда становится совершенно сумасшедшей — сколько раз приходилось переживать Женины истерики…

«Черт с ними со всеми, — сказала себе Лина, возвращаясь в комнату, — закончим работу — запрусь здесь…»

Вышло, однако, все по-другому.

Женя сообщила, что работать предстоит всего два номера — блюз и тот, где она солирует в открытом вечернем наряде, а три девочки во фраках — в общем, танец «со стульями». Лине было все равно. Она накрасилась, надела туфли, натянула белое платье для блюза и, накинув сверху пальто, спустилась со всеми вниз, где в гостиной, в полумраке и табачном дыму, гремела музыка, а шестеро мужчин закусывали за накрытым столом. Науменко, едва завидев девушек, поспешил навстречу и усадил их в кресла поодаль от стола, затем выключил магнитофон и шепнул что-то на ухо пожилому краснолицему мужчине в дорогом представительском костюме, не скрывавшем внушительного брюшка. Рядом в краснолицым сидела Инга в своем полупрозрачном балахоне, сквозь который виднелось нижнее белье, и курила, другой рукой держа на весу бокал.

Мужчина кивнул, и перед гостями появился Стасик. Был он матово-бледен, завит и походил на падшего ангела в своей белой, спадающей просторными складками шелковой рубахе. На губах его лежал слой розовой помады. Однако когда он сел за рояль и запел, Липа поняла, что Стасик, безусловно, настоящий талант… Хозяева дружно зааплодировали. Несчастному придется отдуваться за двоих, Светлана начисто потеряла голос и теперь отлеживается в комнате, подумала Лина под небесные тремоло Стасика, переводя взгляд на мужчин за столом. Все они были словно из одного ларца — солидные, отменно упитанные.

Выражение властной силы и значительности на их лицах не стиралось даже выпитым.

А выпито было немало, судя по количеству ополовиненных бутылок на столе…

— Лина, наш выход, — деловито шепнула Женя. Лина сбросила пальто, дождалась первых тактов из магнитофона, который на полную мощь врубил рыжий Науменко, и пошла навстречу Леночке, одетой в черное платье: эту вещь они танцевали в паре. Поклон, одинокий возглас «браво!», черт знает что, неужели еще раз придется? Нет, проехали. Артисты потянулись наверх — сменить костюмы. У них имелось еще десять минут, пока Инга разогревала публику.

Эти перерывы между номерами Лина ненавидела больше всего, потому что Альбина, как правило, посылала с ними Ингу, втыкая ее в паузы. К концу выступления достаточно было просто двигаться, плюнув на рисунок танца, потому что зрители откровенно обсасывали их глазами. Пышка Светлана сладко сопела в кровати, выпростав голую руку и закинув ее за голову, темнела голубая бритая подмышка.

— Везет же некоторым, — проговорила со сдавленным смешком Женя. — Помоги мне натянуть эту блядскую хламиду. Растолстела я, что ли?..

— Не пей больше, — шепнула Лина, разглаживая на девушке лиф ярко-алого шелкового платья с оборками до пола, — и сними эти серьги, они сюда не идут.

Возьми у Лены ее клипсы и бусы. Подкрась другим цветом губы. И не танцуй так трагично — это же шутейный номер…

— Благодарю, коллега! — криво усмехнулась Женя. — Пойду выкурю сигаретку с этими боровами.

Все, подумала Лина, поплыла девочка…

Веселье продолжалось. Они танцевали трижды, с промежутками в одну песню Стасика, который, казалось, вот-вот надсадит голос. Когда их наконец отпустили, Инга и Женя в своем алом наряде остались за столом, Стасик побежал переодеваться, а остальные втроем поднялись к себе в комнату.