Золотая удавка - Наталия Антонова

– Веры Артамоновой на записи нет. Где она в это время отсиживалась, неизвестно. Но в оргии участия не принимала. Дискету нужно сохранить, – сказала она.

– Зачем?

– На случай, если кто-то вздумает шантажировать Артамонову.

– Но ее же там нет.

– Ее мужу могут сказать, что она там была.

– Дискета никуда не денется. Будет в архиве.

– Хорошо.

На следующий день детективное агентство «Мирослава» отчиталось перед своей клиенткой о проделанной работе.

Шумская осталась довольна.

– Кто бы мог подумать, что Валя пригрел на груди такую змею, – проговорила она сокрушенно, – ведь он растил его как сына, ничего не жалел для него. И такая черная неблагодарность.

– Бывает, – тихо обронила Мирослава.

– Увы, увы.

Карина Викторовна щедро расплатилась. Раздела на прощанье глазами Мориса Миндаугаса и укатила прочь на своем лимузине в окружении шкафов-охранников, сдувающих с нее каждую пылинку.

Мирослава задумчиво смотрела ей вслед.

– О чем вы думаете? – спросил Морис.

– Так, ерунда.

– И все же?

– О любви, о сексе. – Она одарила его насмешливым взглядом. И он пожалел о том, что настоял на ее ответе.

* * *

Вскоре после ареста Порошенкова Инну Нерадько выписали из больницы. Физически она чувствовала себя неплохо, чего нельзя было сказать о ее душевном состоянии.

Зато ее мать была полна энергии. Прямых наследников у Валентина Гавриловича Бельтюкова не осталось, и Серафима Оскаровна преисполнилась уверенности, что все богатство Бельтюковых теперь по праву принадлежит ее дочери Инне как родной дочери миллиардера, пусть и незаконной.

Она развила бурную деятельность, уже чувствуя себя хозяйкой дома, в котором много лет была всего лишь домоправительницей.

Ее пыл умерил Филипп Яковлевич, который заявил, что, если экспертиза покажет, что Инна является дочерью Валентина, он не будет препятствовать принятию ею наследства. Но пока нет документа, хозяин в доме – он.

Его поддержал Василий Афанасьевич Артамонов, который до сих пор не мог прийти в себя от известия, что его любимый пасынок оказался убийцей.

Жена его Вера также долго не могла в это поверить, она то и дело вопрошала:

– Может, это ошибка? Не может наш Мироша быть душителем.

– Еще как может! – по-военному резко пресек все сомнения Филипп Яковлевич. – У следствия имеются все доказательства.

Вера поплакала и смирилась.

На какое-то время весь дом миллиардера затих в печали и ожидании.

Никто из его обитателей не был уверен в своем будущем и не знал, что принесет ему грядущий день.

Василий Афанасьевич Артамонов больше всего беспокоился о бизнесе. Он был уверен, что, как только Нерадько вступит в права наследства, бизнесу, в который он вложил столько душевных, умственных и физических сил, придет конец.

Филипп Яковлевич, как мог, успокаивал его, надеясь прийти с наследницей к устраивающему всех соглашению.

Но Василий Афанасьевич не верил в добрую волю тех, на кого сваливается неожиданно огромное богатство.

– Вы, Филипп Яковлевич, – человек военный, далекий от дурманящего запаха денег, – вздыхал он.

– Да будет тебе, Василий Афанасьевич, – отвечал тот, – раньше времени Инну и Серафиму Оскаровну в злодейки записывать.

– Я и не записываю, я просто лучше знаю жизнь, – упорствовал Артамонов.

– Ну, ну, – похлопывал его по плечу двоюродный брат миллиардера.

* * *

Наступила зима. За окном лежал снег. И пусть покров его еще был тонким, но тем не менее мир, одевшийся в белое, выглядел умиротворяюще.

Однако в то утро все проснулись от громких рыданий, казалось, сотрясающих весь дом.

– Боже! Что еще случилось?! – вопрошал каждый, сбегая с лестницы.

В гостиной они и обнаружили плачущую навзрыд Серафиму Оскаровну.

– Ради бога, что случилось? – спросила подбежавшая к ней первой Вера.

Нерадько мотала головой и ничего не отвечала.

– Что произошло? Отвечайте немедленно! – рявкнул своим генеральским голосом Филипп Яковлевич.

– Экспертиза ДНК показала, что Валя – не отец Инны, – с трудом выдавила из себя Нерадько.

– Нашли о чем убиваться, – всплеснул руками Филипп Яковлевич и, вспомнив суть вопроса, проговорил: – Ах да.

Василий Афанасьевич облегченно вздохнул.

А Вера бросилась утешать домоправительницу:

– Вам, Серафима Оскаровна, радоваться нужно. Выходит, Инна – законная дочь вашего мужа.

– Но у нас с Артуром семь лет не было детей, – тяжело вздохнула Нерадько.

– Значит, произошло чудо!

– Но я все эти годы была уверена, что Инна – дочь Валентина, – снова заплакала женщина, но на этот раз тихо, без рыданий. – Что же мне теперь делать? – спросила она.

– Жить, – ответила Вера и спросила: – Разве вам здесь плохо?

– Неплохо, просто…

Нерадько утерла слезы и неожиданно улыбнулась:

– А Инна никогда не верила, что Валя – ее отец.

– Почему? – вырвалось у Веры.

– Наверное, сердцем чуяла. Она у меня такая чувствительная и ранимая.

С этого дня жизнь в доме Бельтюковых вошла в более или менее привычную колею.

Позднее Мирослава узнала, что все состояние миллиардера перешло к единственному оставшемуся у него наследнику – двоюродному брату Филиппу Яковлевичу Бельтюкову.

Тот поступил весьма справедливо и мудро – управлять бизнесом он оставил Василия Артамонова.

Вся обслуга осталась на своих местах. У садовника и водителя появились жены. При этом обеим парам была выделена значительная сумма на обзаведение хозяйством.

Чуть позже выяснилось, что Вера – беременна. Филипп Яковлевич настолько обрадовался этому известию, точно на свет должен был появиться его собственный внук. Василию и Вере он заявил, что будет крестным отцом ребенку и отказа не примет ни в коем случае.

Те отказываться и не помышляли.

У Инны после всего произошедшего случился нервный срыв. И участие в ее судьбе принял Наполеонов. Оказывается, у следователя имелся знакомый директор неврологической частной клиники, который был обязан Шуре не только раскрытием громкого преступления, в котором он был замешан помимо своей воли, но и спасением своего честного имени. Доктор с удовольствием принял Инну и заверил следователя, что поставит девушку на ноги.

Филипп Яковлевич был готов оплатить курс лечения, но доктор категорически отказался от денег.