Пока бьётся сердце - Дженнифер Хартманн

предложение поговорить. – Дин раздраженно жестикулирует руками. – Я не собираюсь быть твоим маленьким грязным секретом, Кора. Не буду твоей чертовой секс-игрушкой и убежищем от реальности.

Кожу начинает покалывать от разгорающейся в сердце боли, но я загоняю ее обратно. Расстегиваю пальто и позволяю ему упасть с моих рук, пока скидываю ботинки. Подхожу к Дину, который стоит посреди гостиной, расслабленно уперев руки в бока, но его грудь вздымается от тяжелого дыхания. Когда остается всего лишь шаг, я задираю кофту и снимаю ее через голову. У него играют желваки, пока он с любопытством наблюдает за мной потемневшим взглядом. Я тянусь за спину и расстегиваю лифчик, позволяя тому соскользнуть на пол, при этом все так же неотрывно смотрю Дину в глаза.

Его ноздри раздуваются, а пальцы впиваются в пояс, но он не опускает взгляда.

– Остановись.

– Ты меня не хочешь?

Я играю с огнем, но это пламя – единственное, которое меня согревает.

Дин делает глубокий вдох.

– Я хочу тебя всю, Корабелла.

Я сокращаю расстояние между нами, беря его руки в свои и кладя их на свою грудь. Издаю тихий стон, когда его большие пальцы касаются моих сосков.

– Я здесь.

– Нет. – Слово звучит вымученно, почти болезненно. Его правая ладонь скользит вверх по груди, пока не оказывается прямо над моим сердцем. – Я хочу тебя всю, Корабелла.

Я этого тоже хочу.

Я хочу свиданий за ужином, вечерних просмотров кино и домашних завтраков после долгих, волшебных ночей занятий любовью. Хочу держаться за руки на людях. Хочу отправиться в путешествие, увидеть океан и хохотать до тех пор, пока у нас не заболят животы.

Но он Дин.

А я Кора.

И мы не предназначены ни для чего из этого.

Я тяну его ладонь обратно вниз, пока она не накрывает мою грудь. Я выгибаюсь ему навстречу и откидываю назад голову, когда мы соприкасаемся пахами, и Дин начинает ласкать мою грудь. Его желание берет верх.

– Пожалуйста.

Это его добивает, и он рычит.

– Черт бы тебя побрал.

Он подхватывает меня под бедра и поднимает на руки, а я обвиваю ноги вокруг его талии. Он несет меня в свою спальню, наши губы сомкнуты, тела готовы к действию, но сердца отчаянно хотят намного большего.

Этого достаточно. Это нормально.

Я говорю себе это, пока Дин трахает меня по-собачьи на своей кровати, дергая за волосы, кусая и шепча грязные слова мне на ухо.

Если не могу получить его всего, то я соглашусь на его часть.

Глава 28

– Мисс Лоусон?

Я поправляю юбку-карандаш и отворачиваюсь от белой доски, обнаруживая, что на меня смотрит слишком много глаз. Вопрошающих глаз. Любопытных глаз. Взгляд некоторых излучает тревогу, а у остальных лишь интерес. Я поправляю свой конский хвост и заставляю себя улыбнуться.

– Да, Дженна?

Сегодня мой первый день работы в классе. Снова. Сначала было похищение, потом попытка самоубийства. Если мои ученики чему-то и научатся у меня, то надеюсь, это будут ценные жизненные уроки. А еще любви к Гэтсби.

– У вас кровь.

Я втягиваю носом воздух и опускаю взгляд. Моя белая блузка забрызгана красными пятнышками. Я смотрю на запястье и замечаю, что из-под повязки сочится кровь. Даже не осознаю, что все это время ее расчесывала. Я прочищаю горло, взволнованная и смущенная, и тянусь к столу за салфеткой.

– Боже, я даже не видела. Спасибо, Дженна.

Я отлучаюсь на минутку, чтобы привести себя в порядок, и у меня еще долго стоит в ушах шепот и болтовня, стоило мне лишь выйти из класса. Я запираюсь в кабинке туалета, чтобы собраться с мыслями, прижимаю ладони к двери и прислоняюсь к ней лбом, делая глубокие, ровные вдохи. Мой взгляд скользит к впитавшимся в белую ткань блузки пятнам крови, словно клеймящими меня зловещим напоминанием о моей боли. Они насмехаются и издеваются надо мной, говоря мне, что это никогда не закончится.

Глубокий вдох. Глубокий вдох.

Слезы не успевают прорваться наружу, так как дверь туалета со скрипом открывается и двое коллег-учителей входят внутрь, сплетничая между собой. Я замираю, когда с их губ срывается мое имя.

– …жалко ее. Должно быть, нелегко возвращаться к нормальной жизни после подобного.

– Но самоубийство? Слушай, ну серьезно. Просто взять и упустить свой второй шанс на жизнь. Даже представить не могу, как можно пережить такое, а потом попытаться все перечеркнуть.

Сжав кулон в липкой ладони, я наблюдаю через щель в кабинке, как две женщины поправляют перед зеркалом укладки и повторно наносят помаду.

– Ты слишком сурова. Я не могу представить, как пережить такое, и точка. Понятия не имею, как бы я справилась.

– С помощью алкоголя и мороженого, как нормальные люди? Кроме того, Мэриэнн слышала от Кары, что причиной стало даже не похищение. Она начала спать с мужем своей сестры, парнем, которого похитили вместе с ней, а сестра обо всем узнала. Тогда Кора психанула и наглоталась таблеток.

– Ого. Серьезно?

– Ну, так говорят.

– Черт, не похоже на Кору. Она такая милая.

– Ну, ты слышала о ее связи с Троем Адилманом много лет назад. У девочки есть склонность.

Женщины посмеиваются, а у меня такое ощущение, что меня сейчас стошнит.

– На самом деле я ее не виню. Этот парень, Дин, восхитителен. Я облазила его страницу в Facebook[10] вдоль и поперек. Честно говоря, я бы не отказалась провести с ним три недели в заточении…

Разговор затихает, когда учителя выходят из туалета, оставляя меня блевать в унитаз. Кулон по-прежнему стиснут в кулаке, по щекам струятся слезы, а я повторяю себе снова и снова: «Я в порядке. Оно все еще бьется. Я в порядке».

Я этого не планировала.

Назовите это безумием, извращенным способом поставить точку – но, как бы это ни выглядело, я ничего не планировала.

Я паркую свою машину на обочине Хоторн-лейн, в старом районе без тротуаров, зато утопающем среди пока голых деревьев. Под ботинками хрустит тонкий слой снега, покрывшийся коркой льда после заморозков. Обматываю шарф вокруг шеи, прогуливаясь по дорожке и не замерзая исключительно из-за нервов. Когда я подхожу к входной двери, моя рука замирает на полпути, костяшки пальцев так и не касаются металлической поверхности. На двери до сих пор гордо висит рождественский венок, несмотря на то что сейчас конец февраля.

Она все еще цепляется за что-то жизнерадостное, даже спустя долгое время после того, как оно закончилось.

Я крепко зажмуриваюсь и стискиваю