Неизвестные страницы истории советского флота - Владимир Шигин

Вспоминает командир бригады капитан 1-го ранга в отставке В. Н. Агафонов: «…Периодически сигналы то приближались (усиливались), то удалялись (ослабевали) — противолодочные корабли вели поиск подводной лодки. Мы уклонились от поиска, маневрируя изменением курса, скоростью, используя малошумный режим движения, меняя глубину, уходя под слой температурного скачка — одним словом, по всем правилам, как это было предписано наставлением по боевой деятельности дизельных подводных лодок (НБДПЛ). И так мы маневрировали несколько суток. Наконец-то от поиска противолодочных кораблей удалось уклониться. Сигналы поисковых корабельных ГАС прекратились. Шумов кораблей слышно не было. Очевидно, что им нас обнаружить так и не удалось. Не повторялись больше и бомбежки противолодочных самолетов с использованием системы „Джули“. Хорошо, что к моменту срочного погружения подводная лодка имела почти полностью заряженную аккумуляторную батарею и мы имели достаточные запасы электроэнергии, чтобы длительно маневрировать на отрыв от противолодочных сил».

Несколько по-иному рассказывает об этом случае бывший командир Б-4. Его воспоминания, опубликованные в июне 1995 года в газете «Комсомольская правда», вызвали удивление у плававших с ним на лодке офицеров.

«Мою лодку тоже обнаруживали, преследовали и бомбили. Но отрывался, везло. Как-то действительно чуть не подняли. Кому-то из мудрых штабистов пришла в голову идея назначить собирательный сеанс связи, в ходе которого дублировались все радиограммы в наш адрес за минувшие сутки на ноль-ноль московского времени. А в западном полушарии это как раз около четырех часов дня. При той насыщенности противолодочными средствами, которыми обладали американцы, обнаружить нас было нетрудно. Так вот, мне докладывают: „Товарищ командир, прямо по курсу опасный сигнал“. Работает гидроакустический буй. Значит, где-то над нами самолет. Даю команду уйти на глубину. А начальник связи вспоминает, что пора всплывать для приема „собирательной“ радиограммы. Я сказал, что всплывать не будем. Тогда он пошел с докладом к комбригу Агафонову. Попрепирались. Агафонов стоит на своем. Я сложил с себя командование. Ушел в каюту, подключил телефон к центральному посту. Агафонов приказал прослушать горизонт. Чисто. Лодка начинает всплывать. Я не выдержал — перешел в центральный пост, поднял зенитный перископ, увидел самолет. А Агафонов из своего командирского ничего не видит. Наконец увидел, дал приказ уклоняться. Часа два пытались — безуспешно. Маневрируем, а американцы тут же кладут серию бомб „Джули“. Вызывает Агафонов: „Принимай команду на себя!“ До спасительной ночи протянули. Всплыли, зарядились — и назад, к Кубе».

Кстати, командир бригады отозвался в своих воспоминаниях о командире Б-4 очень хорошо: «…Командир подводной лодки Б-4 Кетов действовал грамотно и энергично. Личный состав четко выполнял свои обязанности на боевых постах. Все механизмы работали исправно».

И еще одно воспоминание капитана 1-го ранга Н. Агафонова об обстановке на Б-4 и ее командовании: «Мне очень понравилась работа личного состава Б-4, на борту которой я принимал участие в походе. На подводной лодке царили высокая организация, порядок и дисциплина. Это был дружный экипаж, он имел хорошую выучку, здоровые взаимоотношения, высокий боевой настрой. Приятно было с такой командой вместе участвовать в таком ответственном походе… Я был полностью уверен в каждом человеке из экипажа… Хочется особенно вспомнить и отметить работу командира ПЛ Б-4 капитана 2-го ранга Кетова. Он был отличный командир, имел хорошую тактическую подготовку, высокую морскую выучку. Уверенно управлял подводной лодкой в любой обстановке. Пользовался высоким авторитетом и уважением всего личного состава. Команда его любила… Прислушивался к моим мнениям и советам… В течение всего похода мы с командиром постоянно, вместе или поочередно, в зависимости от обстановки, находились на ГКП подводной лодки (в центральном посту или на ходовом мостике)…»

В ходе похода случались поломки и на Б-4. Так, во время нахождения на боевой позиции была обнаружена течь сальника в боевой рубке. Устранил течь, что было достаточно сложным делом, старшина команды трюмных мичман Костенюк. По окончании похода мичман был представлен к награждению орденом Красной Звезды, но так им и не награжден.

А вот как описывает один из участников похода на Б-4 условия существования на лодке: «Из-за высокой температуры и испарений дизельного топлива, масла люди падали в обморок… Кроме того, температура воздуха в отсеках еще больше повышалась от работающих патронов регенерации. Редко кому представлялась возможность сделать глоток свежего воздуха. Возможностей всплыть для зарядки аккумуляторной батареи становилось все меньше и возможности провентилировать отсеки тоже не было. На мостик лодки, когда позволяла обстановка, удавалось пустить 1–2 человека из тех, кто особенно плохо себя чувствовал всего на несколько минут. Поэтому некоторые матросы за все время плавания так и не имели возможности получить глоток свежего воздуха. Люди обливались потом. „Тропическая одежда“ — синие трусы и майка коробились от оседавшей при испарении соли, линяли от пота, и люди окрашивались в синий цвет („синели“). Спастись от жары и духоты было негде. Единственным местом, где более или менее было прохладно, стал трюм электромоторного отсека… О нормальных условиях для сна и отдыха говорить не приходилось… Возможности по расходованию пресной воды были крайне ограничены. Она расходовалась экономно — только для приготовления пищи: по стакану чая утром и вечером и стакану компота в обед и ужин. Дистилляторы имели очень низкую производительность, и качество получаемой воды было плохое… В гигиенических целях использовали медицинский спирт, водным раствором которого пропитывались марлевые тампоны и ими обтирали тело. Один раз, когда уже подводная лодка начала возвращение на базу, удалось для команды устроить „баню“ — механики взяли в поход несколько резиновых мешков, заполненных пресной водой. Иногда очень немногим удавалось освежить лицо под струями тропических ливней и даже набрать немного дождя в посуду. Вот и вся гигиена в походе».

После того как Главный штаб ВМФ отменил прорыв бригады подлодок на Кубу в связи с изменившейся политической ситуацией, Б-4, как и другие лодки, заняла указанную ей боевую позицию, на которой оставалась ровно месяц. А затем была команда поворачивать домой.

Из воспоминаний бывшего командира бригады капитана 1-го ранга в отставке Н. Агафонова: «Особенно в тяжелом положении оказалась Б-130. На помощь ей были направлены корабли Северного флота. Всплыв в окружении кораблей ВМС США, подлодка подверглась их наглым выходкам: над лодкой свистели пулеметные очереди, на нее были развернуты артиллерийские орудия, торпедные аппараты… а с палуб кораблей неслась грязная брань, усиленная громкоговорящей аппаратурой, гремела музыка оркестров, личный состав кораблей принимал самые неприличные позы…»

Путь обратно был тоже нелегким. В океане бушевали зимние шторма, и измученные экипажи несли ходовые вахты на пределе сил. Из воспоминаний бывшего командира Б-36 капитана 1-го ранга в отставке Дубивко: «Возвращение было также сложным и осуществлялось скрытно. Полученные навыки в борьбе с американскими силами ПЛО позволили успешно преодолеть все противолодочные рубежи еще раз, несмотря на то, что теперь все они были значительно усилены. К сожалению, в Норвежском море у нас закончилось дизельное топливо, и оставшийся путь мы шли на масле с водой. В районе Лофотенских островов к нам, правда, подошел заправщик, однако из-за штормовой погоды шланги на лодку завести так и не удалось. А на подходе к Кольскому заливу закончилось и масло. В базу мы входили уже на электромоторах…»