Я спас СССР! Том I - Алексей Вязовский

— И что делать теперь?

— Искать, дорогой коллега. А отыскав, не трогать, а очень оперативно дать знать близким Кацо, где деньги. Ну, а дальше дело техники.

— А если воры сами первыми деньги найдут?

— Возможно. Значит, по вокзалам и гостиницам надо пустить слух, что опера камеры хранения пасут. Те тогда туда не сунутся.

— С теми, кто эти деньги у Кацо взял, что делать? — лейтенант достал записную книжку, начал черкать в ней ручкой.

— Интересный вопрос. Но их еще найти надо. Ну, а если повезет — привлечь людей из 7-ки и установить за ними слежку.

— Зачем, Юрий Борисович?

— Ну, вот смотри. Кацо у нас под колпаком был? Был. Поверь, что не только у нас. Там еще ребята с Петровки тоже рядом ходили. И что? Две серьезные конторы банально прошляпили, как кто-то третий разрабатывал подходы к этой квартире.

— Может, просто так, на удачу получилось?

— Точно! Шли три парня по улице. Ведь известно, что их трое было? Из малявы? Известно. И вот один говорит своим друзьям — Ребят, а не хотите денег? Те конечно не отказываются. И ребята так удачно заходят в нужный двор, в нужный подъезд нужного дома. Поднимаются на правильный этаж, ломятся в правильную квартиру, глушат двоих не самых хилых граждан и через три часа с чемоданами полными денег спокойно растворяются на просторах Москвы. Удачно все сложилось, правда?

Лейтенант сидел, опустив глаза.

— Ты, Алексей не расстраивайся. Тут чувствуется серьезная подготовка. Меня даже не сами эти парни интересуют, а тот, кто их таким фокусам обучил. Вот с этим «тренером» я бы очень вдумчиво пообщался. Кстати, что у нас по гражданам, живущим не по средствам? Молодежь меня интересует.

Лейтенант достал из папки еще несколько машинописных листов. Полковник углубился в чтение.

— А почему возле этой фамилии большой знак вопроса?

— Так это студент, которого Петрович просил поизучать. Он же поэт и писатель….

— Ну и какие к нему вопросы?

— Да вопросы больше ни к нему. Хотя деньгами последнее время швыряется красиво.

— А к кому тогда?

— Вы понимаете, Юрий Борисович, когда я материалы на этого поэта запрашивал, мне очень четко и не двусмысленно сказали, что Русин находится под генералом Мезенцевым. И да. Он у нас на Лубянке был дважды. Первый раз его 5-ка у иностранной журналистки поймала. Второй раз с ним Семичастный встречался. Насчет его романа «Город не должен умереть».

— Да, да — читал первые главы в «Новом мире» — задумчиво произнес полковник, вращая пальцами ручку по столешнице, словно рулетку.

— А тут интересная игра вырисовывается. Ты знаешь, что Захаров терпеть не может Мезенцева? Ему его в замы в Президиуме навязали, после скандала с Семичастным…

Измайлов размышлял. На его широком лбу собрались морщины, глаза застыли, уставившись в одну точку

— …Этот Русин, я смотрю тот еще пострел — везде поспел. И у воров засветился, и у нас. Значит так. Поэта этого в разработку. Дело оперативной разработки мне на подпись. Срочно. И напиши рапорт.

— Что в рапорте писать? — ручка лейтенанта опять замелькала в записной книжке.

— Мне тебя учить? По сообщениям агента Тихого, внедренного в банду вора в законе Хмурого. И дальше как обычно.

— А как же Мезенцев?

— Мы его через Захарова обойдем. Лично запишусь на прием. Имей в виду, работать надо будет крайне осторожно. Если будут материалы, то докладывать мне сразу…

В этот момент полковник Юрий Борисович Измайлов меньше всего походил на профессора университета.

— Высоко взлетел, Леша — больно падать будет.

Мезенцев перехватил меня в огромном фойе Кремлевского дворца съездов. Наступило 14-е июля. Дата моего триумфа. Я выступаю перед лучшими людьми страны. Тысячи из них сейчас вокруг меня регистрируются в качестве депутатов, покупают литературу в киосках, болтают друг с другом… Да, доклад мой формален и скучен. Написан большей частью в секретариате Союза писателей, тщательно вычитан Фединым и в ЦК. Там же кастрировали все живое, что еще к тому моменту в нем оставалось. Но, тем не менее, трибуна Верховного Совета СССР — между прочим, высшего законодательного органа СССР — станет моим трамплином во власть. Так я думал, пока меня не поймал генерал.

Мезенцев также как и я одет в строгий костюм. У нас даже цвет галстуков совпадает — синие в полоску.

— Я просил тебя не отсвечивать месяц! — разгневанный Степан Денисович загнал меня в угол фойе, взял за пуговицу пиджака. Окружающие удивленно смотрят на нас. Мы переходим на шепот.

— А что я мог сделать?! Брежнев сам предложил мою кандидатуру. Отказываться?

— Ты понимаешь, что если что-то пойдет не так — я не смогу тебя защитить?

— А что может пойти не так? Доклад утвержден в ЦК, его сама Фурцева вычитала.

— Не придуривайся, Леша. Я не о докладе.

— А о чем тогда?

— По тебе начата оперативная разработка в ВГУ!

Этот удар я сношу стоически. Цеховики, фарца или… Так, успокоиться. Глубокий вздох. Слово молчит, значит, непосредственной опасности нет. Кто-то на меня роет. Ничего страшного, в Союзе все под колпаком были, на всех папочка копилась. На меня просто чуть больше. И чуть быстрее надо с планами моими двигаться.

Я замечаю Брежнева, который во главе свиты рассекает толпу, словно атомный ледокол снежные поля Арктики.

— Все будет хорошо, Степан Денисович! Я вас защищу — я пристально смотрю в глаза оторопевшему Мезенцеву и срываюсь прочь. Быстро проскакиваю народ у гардеробов, догоняю бровастого. Дорогу мне заступает мужчина в очках… черт, да это же молодой Андропов! Хотя какой он молодой — ему полтинник в этом году стукнул.

— Молодой человек! — строгим голосом говорит Юрий Владимирович.

— Леонид Ильич — кричу я в спину Брежневу. Тот оборачивается, узнает меня. Его хмурое лицо озаряется улыбкой.

— Русин! Ты сегодня выступаешь?

— Да, после обеда.

Свита Брежнева смыкается вокруг нас, внимательно меня разглядывает. Узнаю аскетичное лицо Суслова, седоватого Черненко. Некоторых товарищей опознать не удается.

— Хрущев про тебя спрашивал — Брежнев о чем-то размышляет. Что же ты такой мрачный-то сегодня? Я аккуратно залезаю в память, нахожу период заседания Верховного Совета. Теперь понятно. Брежнев возглавлял ВС долгие годы. Одновременно совмещая эту должность с должностью второго секретаря ЦК. Набрал большой аппаратный вес. Это стало беспокоить Хрущева. И тот решил убрать Брежнева из Верховного Совета. Именно с этого момента Леонид Ильич окончательно решился на заговор. Нет, и до этого он сам и его соратники вели такие разговоры. Но все чисто теоретически.