Сожаления Рози Медоуз - Кэтрин Эллиотт

– Кто там? – прошептала я.

– Черт возьми, да открой же ты!

Я поколебалась минутку, потом протянула руку и отодвинула засов. Мне даже не пришлось поворачивать ручку: дверь сама распахнулась. И тотчас же кто-то, от кого сильно воняло алкоголем, навалился на меня, чуть не удушив. В следующую секунду я узнала его:

– Майкл!

– Майкл! Какого черта ты здесь делаешь?

– Слава богу, я хоть попал сюда, – прохрипел он, повиснув у меня на шее. – Я уж боялся умереть от переохлаждения на твоем чертовом крыльце! Проклятый Новый год, а эти ублюдки из отеля заперли двери! Всего-то три часа ночи, в самом деле – сегодня же чертов Новый год!

– Господи, Майкл, хватит на мне виснуть!

Он был катастрофически пьян и еле держался на ногах. Со шляпы свисали останки праздничной хлопушки, на щеке алел отпечаток помады. Я втащила его безжизненное тело в комнату, но, прежде чем захлопнуть дверь ногой, углядела его машину.

– Боже, неужели ты садился за руль?

– Пришлось. Какой-то ублюдок занял последнее такси, и знаешь что, Рози, зря я поехал, – этих козлов в синей форме сегодня пруд пруди. Притаились на поворотах, попрятались в кустах, чертовы ублюдки! Новый год же, а даже рюмочки опрокинуть не дадут! Пришлось от них оторваться, – он продемонстрировал пьяный вираж рукой, – пришлось вилять и сворачивать с дороги, скользить и нестись. Но я от них оторвался, где-то на проселочных тропинках. – Он радушно подмигнул. – Я-то эти тропинки как свои пять пальцев знаю.

– Как я понимаю, вечеринка удалась, – сухо сказала я.

– Ого-го, – настороженно протянул он, вглядевшись в мое лицо. – Это выражение мне знакомо. – Он погрозил мне пальцем. – У Элис всегда такое выражение на вечеринках, и я говорю ребятам: если у моей жены такое лицо, значит, я веселюсь на славу! – Он вздохнул и нахмурился, сосредоточенно задумавшись. – О чем ты меня спрашивала?

– Неважно, Майкл. Послушай…

– Ах да, вечеринка удалась на славу. Отличная вечеринка. И компания подобралась что надо, хотя, помнится, мы с одной сладкой цыпочкой отделились в конце вечера. Ускользнули, – он прошагал в воздухе пальцами, – на второй этаж, и нас было только двое – а может, трое? Нет, нет, это я хвастаюсь; не заливай, Майкл, это нехорошо, нас было только двое, и не надо так на меня смотреть, Рози: ведь Элис со мной не поехала, и что мне оставалось делать?

– Представить не могу.

– Ладно, Рози, я хотел сделать одно заявление. И поскольку кроме тебя здесь никого больше нет, могу признаться и тебе.

– И в чем же?

– Я больше не пью. – Он замолк на секунду. – Но и меньше не пью! – Он расхохотался. – Ох, господи, – вздохнул он, вытирая глаза, – что же ты не смеешься, Рози? Если ты не будешь смеяться, знаешь, что произойдет? Будешь ходить унылая. Знаешь, что я обычно говорю о жизни в такое время ночи, Рози? Знаешь?

– Что? – (Я посмотрела на часы. Четыре часа утра, и сейчас меня будут потчевать пьяной философией.)

– Я говорю, что мужчина должен быть верен своим убеждениям. И я убежден, что мне надо еще выпить.

Поход за виски чуть не сделал его калекой: он собрался с силами, издав бодрый возглас, хлопнул себя по коленям и зигзагом поплелся к буфету, где я хранила спиртное. Я подскочила и перехватила его руку.

– Думаю, тебе хватит, Майкл. – Я отняла у него стакан, развернула к себе лицом и слегка толкнула в грудь. Это было просто. Он перевернулся, как послушная кегля, и повалился на спину на диван. Секунду лежал на диване, изумленно моргая глазами. Потом эти голубые глаза засияли.

– Ах ты развратная дьяволица! Решила меня соблазнить, да? Ну давай же, раздевайся, я с тобой справлюсь; еще с одной справлюсь, да пусть их будет сколько угодно! – Он повозился с пуговицей на брюках.

– Застегни штаны, Майкл, и ложись спать. Я ужасно устала и иду в кровать, и в последующие шесть часов не хочу ни видеть тебя, ни слышать, понятно?

– О-о-о, какие мы строгие! Я всегда знал, что ты такая строгая, о восхитительное создание! Черная грифельная доска и черные чулочки, а? И еще я должен буду называть тебя «мисс», правда? Иди, поможешь мне, а закончим дело в твоей кровати, там намного удобнее.

Он извивался от удовольствия.

– Не могу дождаться, – он застонал, закрыв глаза в экстазе.

– Какое заманчивое предложение, – прошипела я, плотно запахивая халат и направляясь к лестнице…

– Господи! – взмолилась я, без сил рухнув на подушку.

Ну и ночка. И надо же было упиться до такого состояния! Как часто он так напивается? И со сколькими женщинами в скольких квартирах и отельных номерах? Я ни капли не сомневалась, что Майкл Филберн не просто распутный повеса, щиплющий девчонок за задницы: о нет, он настоящий донжуан. Стареющий Лотарио с неуправляемым сексуальным влечением. И чем больше я об этом думала, тем яснее осознавала, что мне всегда было это известно. В их браке было слишком много публичных проявлений любви. Он слишком часто целовал Элис на пороге, шлепал ее по мягкому месту, звонил каждый час с признаниями в любви, а потом задерживался на деловой встрече допоздна и находил дела, которые невозможно отложить. Интересно, знает ли Элис? Нет, вряд ли ей известно. Она же такая сильная, такая храбрая, она в жизни не станет этого терпеть, ни за что на свете. Сомневаюсь, чтобы она даже его подозревала. Скорее всего, именно этого он больше всего и боится: ведь выход здесь только один, при малейшем подозрении Элис не задержится в их доме ни на минуту и мигом сделает ноги, взвалив на спину мольберт, натянув мокасины и запихнув под мышки обеих дочек Элис не из тех женщин, что спокойно терпят измены.

Уставившись на темную стену, я вдруг пожалела, что все это стало известно мне. Элис такой прямолинейный человек: в ее присутствии невозможно что-то скрывать. Тебе сразу хочется выложить все карты на ее поцарапанный сосновый стол, выдать все до последней детали. Я, конечно, ничего ей не скажу. Кому от этого будет легче? Нет уж, спи, Рози, наконец-то ты можешь уснуть, у тебя получится!

Мне снился Джосс. Он стоял у огня, только это был не камин в холле, а яркий огонь на улице – да, то был костер, и кто-то звал его с другой стороны. Кто-то кричал, чтобы он обошел костер, – так это же я! Я увидела себя на противоположной стороне, но костер все разгорался; трава вспыхивала, словно трутница, облизываемая языками пламени. Я побежала, пытаясь обогнать огонь, и все время видела Джосса. Мы бежали вместе, разделенные костром, но огонь разгорался все быстрее, и я никак не могла пробраться на ту сторону, не могла дотронуться до него и задыхалась от дыма. Дым лез в глаза, в рот. Я не могла открыть рот, не могла вздохнуть – о боже, я действительно не могу вздохнуть, потому что на мне лежит тяжеленная туша, и… тут я открыла глаза. Боже милостивый, это был Майкл!

Только вот сказать я ничего не могла. И закричать тоже не могла: он крепко прижался ртом к моим губам, навалился сверху и душил меня до смерти.