Проклятый меч - Филип Гуден

Болдуин подошел к кузнечному горну и расшвырял в стороны горевшие дрова.

— Это вам ничего не даст, сэр Уильям.

— Погиб мой брат.

— Я очень сожалею, но для меня это не стало неожиданностью.

— Его нанизали на меч, как кабана на копье, а потом бросили гнить среди деревьев, — горестно заметил сэр Уильям.

— Но ваш меч здесь ни при чем, — попытался успокоить его Болдуин. — Клинок не имеет к этой трагедии никакого отношения.

— Вы так думаете?

Сэр Уильям подошел к горну и остановился перед Болдуином, все еще сжимая в руке меч. Затем он поднял его, и Саймон невольно схватился за рукоятку своего меча, но отпустил ее, увидев, что Болдуин даже не шевельнулся.

— Видите вот это, сэр Болдуин? Он выглядит таким прекрасным, таким прочным! Но этот меч убил когда-то святого Томаса. Говорят, сэр Уильям ударил им по голове лежащего на полу священника и разрубил ему череп на две половинки, забрызгав мозгами все вокруг. Думаю, все царапины и вмятины на его острие появились из-за удара о каменный пол церкви.

— Сам по себе меч не может являться источником зла, — мягко сказал Болдуин. — Им может быть только мужчина, в руках которого он оказался.

— Да, или женщина, — ядовито добавил сэр Уильям сорвавшимся голосом. — Вы правы. Это я. Все зло скрывается во мне, а не в этом оружии! Я заражаю все, к чему прикасаюсь. На мне лежит проклятие!

— Вы виновны в убийстве и в этом смысле нарушили две заповеди Господа Бога.

— Я знаю! — Сэр Уильям закрыл лицо руками, а поднятый вверх меч почти коснулся потолка кузницы. — Но ничего не могу с собой поделать.

— Вы, конечно, можете уничтожить меч, если хотите, но это ничего не изменит. Это бессмысленно. За все должен отвечать преступник, а не какой-то кусок металла.

— Я не могу!

— Здесь уже произошло три убийства, включая смерть вашего брата.

— И все из-за того, что она не хотела уйти в монастырь. Она соблазнила на это преступление одного человека, и он убил ради нее, — простонал сэр Уильям осипшим от отчаяния голосом. — Убил ради ее амбиций и честолюбия.

— Ее? — удивился Саймон.

— Моя жена никогда не соглашалась на уже обговоренный брак с Годфри де Куртене. Именно поэтому она сказала, что безумно влюбилась в меня. А я оказался удобным орудием в ее руках, мальчиком, которого она хорошо знала задолго до того, как познакомилась с близкими друзьями Годфри. Прекрасно изучив мой характер, ей ничего не стоило увлечь меня ласками и фактически влюбить в себя. И на этом все могло закончиться. Но в доме появился проклятый меч, а вместе с ним память о жестоком убийстве святого Томаса. Боже мой, это же самая настоящая трагедия!

— Да, — согласился с ним Болдуин. — Но это уже не ваша история, и уж тем более не история этого клинка. Вы знали об этом задолго до того, как он появился в вашем доме, не так ли?

— Да.

— Но все равно хотели уйти в монастырь?

Руки сэра Уильяма беспомощно опустились.

— Чувство вины за убийство Годфри пожирало меня все эти годы. Ведь я был его лучшим, самым близким другом, и тем не менее убил обыкновенным камнем. Я ударил его камнем, а когда он упал, долго держал под водой, пока он не захлебнулся. И все для того, чтобы заполучить его женщину. О Боже мой!

— А что случилось потом, когда в доме появился меч?

— Она усмотрела в нем свой последний шанс и заявила, что не хочет видеть его в замке. При этом настойчиво повторяла, что он напоминает ей об убийстве святого Томаса. С тех пор я не мог забыть эту историю и тех проклятых Богом убийц, к которым невольно относил своего предка и самого себя. А потом вдруг почувствовал, что не смогу нормально жить, пока существует этот проклятый меч. С другой стороны, я должен был содержать его в целости и сохранности. Она внушила мне мысль, что это мой святой долг. Постоянно повторяла, что было бы ужасной трусостью избавиться от него. Я давно уже должен был его уничтожить!

— Все, что вы только что сказали, не имеет к нему никакого отношения, — резко перебил Болдуин. — Убивают люди, а не оружие. Годфри был убит человеком, и Коул был убит человеком, и вашего брата тоже убил человек.

— Она уже наложила свои когти еще на одного человека.

— На кого?

— Вплоть до сегодняшних трагических известий… я знал, что она уже успела завоевать сердце Роджера… Я думал, он убьет меня. И был бы рад, поскольку это положило бы конец чувству вины, моим страшным воспоминаниям о перекошенном страданием лице Годфри…

— Где она сейчас?

— Не знаю. Возможно, в замке.

— Давайте поищем ее, сэр Уильям. Думаю, пора покончить с этим делом.

— Да, да, давно пора.

Позже Болдуин вспоминал, что понял всю правду именно в тот момент, когда они входили в гостиную замка. А Саймон думал только о том, что в сердце поселилась какая-то странная пустота. Сэр Уильям казался полностью разбитым, его душа истерзалась осознанием того ужасного преступления, которое он совершил из-за этой женщины. Он убил своего лучшего друга, а его брат поддался искушению и тоже был убит, потому что тщетно пытался завоевать ее любовь. И вот теперь, похоже, уже третий человек был отравлен ее ядом.

Обман, предательство и смерть — эти пороки следовали за ней как тени, и все повстречавшиеся ей на пути пострадали от ее коварства.

— Муж мой! Я уже начала беспокоиться о тебе, — сказала она, сидя на стуле в дальнем конце гостиной с большой кружкой вина в руке. Увидев вошедших мужчин, она встала и добродушно улыбнулась.

Болдуин вошел первым, но неожиданно остановился, прежде чем пересечь комнату. Он понимал, что разговор предстоит очень трудный, тем более что ее муж является полноправным хозяином этого дома.

Сэр Уильям тоже остановился на полпути. Его бледное лицо походило на неподвижную маску.

— Мадам, вы несете всю ответственность за смерть своего последнего мужчины.

— Какого мужчину ты имеешь в виду? — спросила она, бледнея. — Пожалуйста, дорогой, я знаю, что ты плохо себя чувствуешь, вижу это по твоим глазам. И все из-за этого проклятого меча. Выбрось его и иди ко мне. Тебе надо хорошо отдохнуть. Давай я налью тебе немного…

— Яду? Ты специально приготовила его для меня? — злобно усмехнулся сэр Уильям. — У тебя нет никакого желания составить мне компанию, не так ли?

Она стояла неподвижно, а на ее губах блуждала слабая улыбка. Не говоря больше ни слова, она налила себе полную кружку вина и залпом осушила ее.

— Здесь нет никакого яда. Мне он не нужен.

— В тебе все отравлено смертельным ядом!

Она сокрушенно покачала головой, изобразив скорбь униженного и уязвленного самолюбия.

— Мой дорогой муж, я всегда стремилась только к тому, чтобы тебе было хорошо. Ты ошибаешься, если думаешь, что я пытаюсь причинить тебе вред. Я люблю тебя.