Британская империя. Разделяй и властвуй! - Джон Роберт Сили

А между тем нас особенно раздражает язык восторженной школы, когда она говорит об Индии, и нас поражает то непонимание, которое заключается в ее высокопарных выражениях, заимствованных из Древнего мира. Вглядываясь ближе в явления, мы чувствуем, что не можем согласиться с отношением к Индии этой школы, хотя и находим одновременно, что, не имея приписываемого ей романтического величия, она имеет для Англии значительную ценность и пользу совсем иного рода.

Постепенно, и главным образом в недавнее время, между Индией и Англией возникла обширная торговля, но, как я указал, даже ее едва ли имели в виду те, кто принимал главное участие в создании индийской империи. Трудно указать, какие другие крупные выгоды пожинает Англия в Индии. И мы в недоумении спрашиваем себя, что же побудило Англию завладеть Индией? История отвечает, что великая колониальная борьба с Францией вовлекла Англию в войны, которые сделали ее обладательницей территории по соседству с Калькуттой и Мадрасом, что после этого англичане принялись за организацию управления, что они успешно побороли хищения, возникшие в первом периоде завоеваний, и создали добросовестную администрацию, стоящую под контролем английского парламента; далее явился целый ряд генерал-губернаторов, которые, руководствуясь возвышенными государственными соображениями, благоприятствовали присоединению новых земель. Эту политику нельзя назвать алчной, хотя она была подчас честолюбива и неразборчива. Если верно, как это изображает Торрес,[153]что Питт и лорд Уэльзли в негласном соглашении решали создать восточную империю взамен американских колоний, то такая политика, согласно взглядам, проводимым в этих лекциях, должна быть сочтена неосновательной и химерической. Однако гласно политика эта оправдывалась главным образом филантропическими аргументами, и эти аргументы были настолько убедительны, что противиться им было трудно. Нельзя было отрицать, что в Индии царствует плачевная анархия. Там и сям, правда, возникали тиранические правительства, имевшие некоторую стойкость, но и они почти всегда оказывались военными правительствами самого низкого типа; в большей же части Индии господствовала система, которой более приличествует название высокопробного разбоя, чем низкопробного правления. Случалось, что и в Европе, например, среди горных кланов Шотландии, или среди западных флибустьеров, или, наконец, у древних пиратов Средиземного моря, сломить которых было поручено Помпею, создавались разбойничьи шайки, почти достигавшие объема и организации государств; но они никогда не принимали таких размеров, как разбойничьи шайки Индии. Маратты взимали дань, чаут, род разбойничьей дани по всей Индии, а позже пиндаррисы превзошли мараттов жестокостью. Эта анархия являлась прямым следствием упадка авторитета Великого Могола. Конечно, англичане могли умыть руки, довольствоваться обороной своих собственных территорий и не обращать внимания на хаос, царивший за их пределами; но там, на месте, генерал-губернаторам такой образ действия мог легко казаться не только несправедливым, но просто жестоким. Захваты должны были являться перед ними в ореоле долга, ибо казалось, что одно расширение английской власти моментально кладет конец грабежам и убийствам и устанавливает царство закона.[154]Исходя из этого настроения, лорд Уэльзли утверждал, что в Индии всегда существовала верховная власть, что эта власть ей необходима и что теперь, когда владычество Могола падает, на компании лежит обязанность спасти Индию, приняв на себя его функции.

Итак, англичане создали империю, руководясь отчасти, быть может, пустой честолюбивой страстью к человеколюбивым завоеваниям, отчасти желанием прекратить колоссальные бедствия. Но каковы бы ни были их мотивы, они взяли на себя громадную ответственность, не возмещенную никакими выгодами. Они обладают теперь обширной индийской торговлей, но и ту приобрели ценой постоянного страха перед Россией, перед всяким движением в мусульманском мире, перед всякими переменами в Египте.

Ввиду всего этого обзор истории британской Индии оставляет совсем иное впечатление, чем история колониальной империи. Последняя выросла естественно, как результат кооперации самых простых причин; первая кажется выросшей из романтической авантюры. Она интересна, поразительна и любопытна, но понять ее или составить о ней мнение нелегко.

Англичане могут питать надежду, что обладание Индией поведет к их благу, но до сих пор они не извлекали из него никаких прямых выгод.

Я вам указывал уже, что Индия, хотя ее и можно назвать восточной империей, не представляет для Англии той опасности, какая соединяется с этим понятием. Империя не связана с Англией так, как была связана Римская империя с Римом; она не потянет Англию вниз, не заразит ее восточными понятиями и восточной системой правления. Вместе с тем эта империя не требует от Англии расходов и не отягощает ее финансов. Она сама себя поддерживает, а Англия держит ее в таком отдалении, что судьба метрополии не очень тесно связана с судьбой империи.

Затем я обратил ваше внимание на то, какие могут быть последствия от существования британской империи для самой Индии. Англичане могли получить от нее мало выгод, но какие выгоды получила сама Индия? На этот вопрос я старался отвечать с возможно меньшим самомнением. Я с уверенностью утверждал только одно, что никогда не производилось на земном шаре более великого эксперимента, что действия его должны будут равняться или даже превзойдут то влияние, которое оказала Римская империя на народы Европы. Это означает, конечно, что Индии будут оказаны громадные благодеяния, но из этого не следует, что ей не будет нанесено и много зла. Если же вы меня спросите, на которой стороне перевес, то есть, принесет ли Англия Индии величайшее благо, если ей удастся ввести ее всецело в поток европейской цивилизации, то я могу только ответить: «Я надеюсь, что – да» и «Я верю, что – да». Изучая академически эти широкие вопросы, мы должны избегать оптимистических общих мест, свойственных газетам. Возможно, что наша западная цивилизация не совсем так бесподобна, какой мы любим воображать ее. Те, кто следит за Индией с полным беспристрастием, замечают, что там происходит широкое преобразование, но Индия на них производит во многом болезненное впечатление; они видят, как рушится вместе дурное и хорошее, и временами у них является сомнение, создастся ли там много доброго. Но, во всяком случае, они замечают одно громадное улучшение, в котором, нужно надеяться, и заключаются потенциально и все другие улучшения: анархия и грабеж прекратились, и нечто подобное immensa majestas Romanae pacis введено среди двухсот пятидесяти миллионов человеческих существ. Еще в одном соглашаются почти все наблюдатели: предпринятый Англией опыт должен продолжаться, и Англия, если бы даже и захотела, не может оставить его недоконченным. И здесь действуют великие соединяющие силы века; год от года связь между Англией и Индией, ко благу или к злу, становится теснее и теснее. Это еще не значит, что разъединяющие силы не могут никогда возникнуть, что само правление англичан не вызовет сил, которые в конце концов могут привести к разрыву, и что индийская империя абсолютно свободна от опасности внезапной катастрофы. Но в настоящее время и необходимость, и долг побуждают Англию к более тесным связям с Индией. Уже теперь сами англичане немало пострадали бы от разрыва связей, а чем долее связь будет длиться, тем для Англии она будет делаться важнее. То же, и в неизмеримо большей степени, справедливо для Индии.