Идеальный сценарий - Лина Мур

– Но я готов. К чёрту Мэнди, Баунти. Она не знает меня…

– Я тоже не знаю тебя.

– Ты знаешь меня. Ты знаешь меня лучше остальных, Баунти. Да, я не готов жить напротив родителей, потому что я не понимаю смысла в этом. Но я готов жить с тобой. Я хочу жить с тобой, Баунти.

– И притворяться, что больше никого не существует? Я так не могу, Оук.

– Я не знаю, что тебе сказать, Баунти. Не знаю. Я не думал, что ты так остро отреагируешь. Это были просто слова, – я сажусь рядом с ней и запускаю руку в волосы.

– Это не просто слова, Оук, ты так живёшь. Это страшно. Ты потерял не только веру, но и любовь к своим родителям. Боже мой, виновата ведь я. Только я. Если бы я не наговорила тебе тогда, что хочу быть с тобой, то ты бы никогда не уехал. Ты бы не потерял связь со своей семьёй. Ты…

– Баунти, ты снова паникуешь. Прекрати, – обрываю её. Она быстро дышит и издаёт стон.

Я вижу, как ей плохо и больно от того, что произошло внизу. Она страдает, и это отражается на её лице. Она пытается держать себя в руках и не впадать в панику. Она уже казнила себя внутри и мне больно смотреть на её мучения.

– Научи меня, Баунти. Помоги мне снова вспомнить, как я нужен здесь. Пожалуйста, Баунти, мне нужна твоя помощь, – выдавливаю из себя. Она замирает и несколько раз моргает.

– Я только тебе могу это доверить. Ты меня не осудишь ведь, если я скажу, что правда потерял всё? Я заставил себя никого не любить, потому что любовь принесла мне боль, но я говорю о любви. Я говорю своим родителям о ней, точнее, маме. Ты знаешь моего отца. Я говорю, и я чувствую её, но иногда… я словно по привычке защищаюсь. Я это делаю неосознанно, – добавляю я и моя грудь болит. Я говорю правду. Я ведь не такой плохой, каким был внизу. Я привык говорить всё это среди нового круга друзей. Я привык казаться циничным и тем, кого ничего не тронет. Я понял, что это действительно у меня есть. Побочный эффект моего прошлого. И мне нужен мой идеальный сценарист, который напишет для меня сноски, объяснит мне, что я делаю плохо.

– Я хочу быть с тобой, Баунти. Я хочу забрать тебя отсюда не потому, что ненавижу родителей или они ужасны. А потому что боюсь, что снова что-то случится с нами. Там, на другом континенте, нет опасности для меня. Там моя закрытая зона личного комфорта, поэтому я не хочу оставаться здесь. Не сейчас. Не в это время, – признаюсь я.

Баунти долго смотрит на меня и вздыхает.

– Ты всегда говорил мне, что я не должна останавливаться. Как бы мне ни хотелось спрятаться под одеялом, я должна выйти на улицу и просто идти. Никогда не опускать руки, потому что я не обязана всем нравиться, как и то, что я делаю. Я такой и была, пока ты находился рядом, а потом я снова спряталась. Да, у нас много проблем. Да, мне больно, как ты отзываешься о родителях и о важности семьи. Но я напомню тебе о том, что ценно. Я обещаю, что ты поймёшь это, – тихо говорит она и слабо улыбается мне, пытаясь поддержать. Она словно поднимает помпон и кричит: «Вперёд, Оук!».

– Баунти, я должен тебе сказать, что я…

Внизу раздаются громкие голоса и грохот, а потом визг семейства Риджерс и моё самое важное признание теряет силу и смысл.

– Ребята вернулись, – улыбается Баунти. – Но я хочу услышать конец твоего предложения, Оук. Что ты хотел сказать?

– Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты простила меня и дала мне ещё один шанс, вот и всё, – сдавленно улыбаюсь я.

– Я всегда буду стараться искать прощение в своём сердце для тебя, Оук. Только не разбей его снова, – Баунти мягко целует меня в щеку и встаёт.

– Когда-то я уже слышал эту просьбу, – усмехаюсь я.

– Ага, и ты обманул меня. Ты разбил моё сердце, но и я не сберегла твоё. В этот раз мы обязаны поступить иначе. И, к слову, помнишь, что я говорила тебе что-то, а потом мама позвала меня? – Интересуется она.

– Да, конечно.

– Так вот, я тогда хотела сказать, что люблю тебя, но потом испугалась того, что ты не готов принять мои чувства и соврала. Сейчас я так виню себя за трусость. Ты всегда был таким крутым, и я подражала тебе, но порой стоит слушать своё сердце, Оук. Оно правильно всё подсказывает. Оно шепчет в нужный момент. Ты для меня очень дорог, просто помни об этом, ладно?

Я могу только кивнуть, ведь сейчас я сделал то же самое. Я соврал ей. Я хотел сказать, что люблю её.

Баунти выходит за дверь, а я обдумываю то, что она сказала мне. Нет, я не буду больше ждать. Это Рождество будет моим. Моим. Я скажу ей об этом завтра. Я сделаю всё красиво, а пока я должен вспомнить, что я ещё и сын. Может быть, рождественское чудо и существует, ведь я понял, что не должен убегать и прятать Баунти. Чем скорее все узнают о нас, тем быстрее я смогу снова стать хорошим сыном для своих родителей. Всё зависит от любви. Всё в этом чёртовом мире связано любовью.

Поднимаюсь с пола и спускаюсь вниз, где всё семейство Риджерсов наряжает свою ёлку. Ловлю взгляд Баунти, и она улыбается мне. Подмигиваю ей и, хватая пальто, выхожу на улицу. В лицо бьёт ветер со снегом и мне приходится добежать до своего дома. А в нём пахнет едой, выпечкой и теплом.

Я пока многого не понимаю, точнее, не помню, но я не сдамся.

– Ты уже вернулся, Оук? Голоден? – Интересуется мама, выглядывая из кухни.

– Да, немного. Я не нарядил ёлку вместе с Баунти, я всё испортил, мам, – признаюсь я, бросая пальто на кресло, и иду на кухню.

– И что ты сделал в этот раз? – Весело спрашивает она, накладывая мне жаркое.

– Я сказал, что родители не важны. От них надо жить подальше.

Мамино лицо немного бледнеет, и она улыбается мне через силу.

– Дети вырастают и нам приходится с этим смириться, – подавленно произносит она.

– Да, я так и думаю, понимаешь? Но в то же время я люблю вас с папой. Я осознаю, что мои мысли неправильные. Ты не сообщила мне о камнях в желчном пузыре и о том, что тебя госпитализировали.

– Это была ерунда. Ты и так постоянно работаешь, а ещё и я. Зачем тебе эти проблемы? – Мама пожимает плечами и отворачивается, складывая посуду в посудомоечную машину.

И в этот момент я вижу её немного постаревшую с последнего раза, когда я видел её вживую. У меня словно падают какие-то шоры с глаз, я понимаю, что если бы она умерла, а меня не было рядом, то это бы сильно подорвало меня. А отец? Мой герой с идиотскими наказаниями. Без его плоского юмора и заморочек я не представляю свою жизнь.

– Прости меня, мама, – выдавливаю из себя. Она поднимает голову и кивает мне.

– Тебе не за что извиняться, сынок. Ты…

– Есть за что. Я мудак. Я законченный мудак. Баунти была права. Вас я променял на вечеринки, секс и алкоголь. Я поставил выше всего своё раненое достоинство и забыл о том, что вы моя группа поддержки, а я ваша. Я понял, мам. Я понял. Я постараюсь быть лучше. Клянусь, – я встаю и подхожу к ней. Её серые глаза, такие же, как мои, наполняются слезами.