Ледяное забвение - Александр Ковалевский

О катастрофе «Челленджера», который взорвался на высоте пятнадцати километров через семьдесят три секунды после старта, Илья узнал 28 января 1986 года из новостей. Старт «Челленджера» показали в прямом эфире, и трагедию увидел весь мир. Вначале все шло в штатном режиме. Комментатор отсчитал последние секунды, и «Челленджер» устремился ввысь под аплодисменты присутствующих на космодроме зрителей, среди которых наверняка была и Джессика. И вдруг в совершенно безоблачном небе под спокойный голос комментатора космический челнок в одно мгновение превратился в огненное облако. Это было настолько неожиданно, что первые секунды многочисленные очевидцы не понимали, что произошло. Многие аплодировали, думая, что это отсоединились ускорители челнока. На борту «Челленджера» было семь человек, в том числе две женщины. Джудит Резник, вторая американка в космосе, и Криста Маколифф, первый участник проекта «Учитель в космосе». Эта школьная учительница из Бостона выиграла у одиннадцати тысяч своих коллег в общенациональном конкурсе за право быть зачисленной в экипаж. Она готовилась вести из космоса телеуроки — демонстрировать физические опыты в условиях невесомости ученикам школ в эфире одного из телеканалов. И вот из-за какой-то технической неполадки погиб весь экипаж.

А спустя три месяца после гибели «Челленджера» ночью 26 апреля 1986 года в один час двадцать четыре минуты рванул атомный реактор четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС. В ту роковую ночь оперативный персонал станции проводил испытания выбега ротора в режиме максимальной проектной аварии — с отключенными защитами реактора в режиме полного обесточивания оборудования атомной станции. Суть эксперимента заключалась в том, что если АЭС вдруг окажется обесточенной, то остановятся все насосы, прокачивающие охлаждающую воду через активную зону атомного реактора, что могло привести к ее расплавлению. В такой аварийной ситуации должно и нужно было задействовать любые резервные источники электроэнергии, в том числе и выбег ротора турбогенератора. Ведь пока он будет вращаться по инерции — будет вырабатываться и электроэнергия.

Эксперимент в режиме максимальной проектной аварии уже по определению был крайне рискованным, но атомный реактор воспринимался эксплуатационниками как тульский самовар, может, чуть посложнее. «Атомный маршал» академик Александров тогда всех убеждал, что его детище — это безопаснейший в мире реактор и его можно ставить хоть на Красной площади, как самовар. Подобная самонадеянность привела к тому, что экспериментаторы, думавшие неизвестно каким местом, специально отключили систему аварийного охлаждения атомного реактора, заблокировав при этом всю аварийную защиту, и произошло то, что произошло. Вначале работники станции услышали серию глухих взрывов, потом фундамент станции начал угрожающе вибрировать, а за этим последовал страшный взрыв с ослепляющим выбросом пламени и фейерверком из кусков ядерного топлива и графита — так взорвался атомный реактор. Черный огненный шар взвился над крышей машинного отделения и стал подниматься в небо. Многотонную плиту верхней биозащиты чудовищной силы взрывом подбросило и развернуло в воздухе, и она рухнула обратно на шахту реактора, накрыв его в наклонном положении. Из зияющей дыры поднялся багрово-голубой с кровавыми оттенками километровый столб пламени, насыщенный плавящимися радиоактивными частицами.

Часть раскаленных кусков ядерного топлива упала на крышу машинного зала и вызвала пожар кровли. К пяти часам утра пожар удалось погасить, но жуткое малиновое свечение над четвертым энергоблоком оставалось еще долго — это светилось разбросанное повсюду ядерное топливо. Произошла крупнейшая в истории человечества техногенная катастрофа. Комета Галлея, появление которой земляне ожидали в 1986 году без былых страхов и предрассудков, подтвердила свою дурную репутацию предвестницы несчастий и катаклизмов…

* * *

Вылететь в Кабул спецкору АПН Илье Ладогину удалось только после первомайских праздников. Заверяя Джессику, что он чуть ли не завтра отправляется «за речку», Илья, конечно, знал, что оформление загранкомандировки — дело не одного дня, но никак не ожидал, что все затянется аж на четыре месяца. Во время ожидания своего рейса в международном аэропорту «Шереметьево» Илье было как-то неловко перед провожавшими его коллегами за то, что он напросился в командировку в Афганистан, а не в Чернобыль, к которому в эти дни было приковано внимание всех мировых СМИ. На фоне дышащего нестерпимым ядерным жаром атомного реактора, взорвавшегося на Чернобыльской АЭС, Афганистан был не такой уж и горячей точкой. Себя ведь не обманешь, и Илья честно признался, что он не готов к такому самопожертвованию, какое проявил его коллега, киевский фотокорреспондент АПН Игорь Костин, который первым сделал фотоснимки эпицентра взрыва через четырнадцать часов после случившейся ночью аварии на четвертом блоке АЭС. Облетев на вертолете полностью разрушенный блок, из руин которого поднимался тонкий прозрачный дым, а под завалами пробивался зловещий красноватый свет, Костин, не понимая до конца опасности того, что произошло, открыл иллюминатор вертолета, как он всегда делал во избежание бликов при фотографировании. При этом внезапно наступила какая-то могильная тишина. Увидев с борта вертолета зияющую, как открытый гроб, дыру, он ужаснулся — настолько зловещей была представшая перед его глазами картина. Под ним была черная яма, похожая на могилу. Костин успел сделать несколько снимков, и через минуту его камера остановилась. Он не понимал почему. Он думал, что разрядились аккумуляторы. Попробовал еще, но тщетно он давил на кнопку — камеру заклинило намертво. Поскольку не было возможности снимать, их вертолет ушел на посадку. Вернувшись в Киев, Костин обнаружил, что почти вся пленка засвечена и только первый кадр был менее поврежденным. Провозившись с пленкой, Костин отправил приемлемые копии для Москвы в АПН, но опубликовать их тогда никто не решился, а вся поступающая в Москву информация по Чернобылю утаивалась.

Первое официальное сообщение об аварии на Чернобыльской атомной электростанции в советских СМИ появилось только вечером 28 апреля 1986 года в программе «Время». Это сообщение состояло всего из пяти предложений: «На Чернобыльской атомной электростанции произошла авария. Поврежден один из атомных реакторов. Принимаются меры по ликвидации последствий аварии. Пострадавшим оказывается помощь. Создана правительственная комиссия для расследования происшедшего». Сделано было это краткое информационное сообщение только под давлением международного сообщества, потребовавшего от СССР объяснить повышение уровня радиации на территории других стран Европы. Но поскольку близилось Первое мая, первые полосы советских газет были посвящены Дню международной солидарности трудящихся. В Киеве, который находился всего в ста километрах от Чернобыля, и других городах Украины и Белоруссии прошли праздничные демонстрации и массовые гуляния, посвященные Первомаю.

А в Чернобыле в эти праздничные дни было не до гуляний. В недрах разрушенной активной зоны атомного реактора просвечивала мерцающая голубизна, как от космических звезд. Это продолжала гореть раскаленная добела масса, и огромное количество радиоактивного газа и пыли выбрасывалось в атмосферу. Чтобы как можно быстрее загасить огнедышащий радиацией реактор, было принято решение забросать его мешками с песком. Причем сделать это можно было только с вертолетов, зависая прямо над жерлом развороченного взрывом реактора. Для такого «бомбометания» пришлось привлекать самых опытных летчиков не только со всего Союза, но и отзывать вертолетные экипажи из Афганистана, ибо не было сейчас задачи важнее, чем ликвидация последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Поэтому Илья, улетая в Афганистан, ничего геройского в своей миссии не видел. Да, там идет война и, как на всякой войне, гибнут люди, но ведь он не воевать туда едет. Завотделом прессы ЦК КПСС, лично инструктировавший его перед отъездом в Афганистан, настоятельно рекомендовал поменьше писать о войне и побольше о мирной жизни афганского народа, воплощающего в жизнь завоевания Апрельской революции.