Рыцарь пяти королей. История Уильяма Маршала, прославленного героя Средневековья - Томас Эсбридж

Шаг слишком далеко

Неожиданное сокращение Анжуйской империи заставило Уильяма Маршала пересмотреть свою позицию и планы на будущее своей зарождающейся династии. Теперь было очевидно, что надежды на укрепление и расширение политической опоры Маршала следует перенаправить в сторону от континента. Но Уильям также был одним из немногих магнатов, которые стремились противостоять конфискации нормандских поместий. Как и многие его современники, Маршал чувствовал близость, влечение к Нормандии – земле его юности, региону, где он провел много лет уже в зрелые годы. В отличие от Питера де Прео и Балдуина де Бетюна Уильям не желал бросать свои владения в Лонгвиле – в Верхней Нормандии.

В мае 1204 года король Иоанн отправил Маршала вместе с графом Робертом Лестером (у которого также были крупные владения в Нормандии) к Филиппу-Августу, чтобы обсудить условия мира. Французский монарх не проявил интереса к переговорам, однако увидел возможность посеять семена раздора в рядах анжуйцев, которой не стоило пренебрегать. Уильяму и графу Роберту был дан шанс сохранить владения в Нормандии, но они должны были согласиться на жесткие условия короля Филиппа. Согласованные условия были перечислены в «Истории», но они также содержатся в копии контракта из французского королевского архива. Маршал и граф Лестер должны были сдать свою собственность силам Капетингов, и она им будет возвращена, если они принесут феодальную присягу Филиппу-Августу в течение года. За это оба должны заплатить монарху по 500 серебряных марок.

Таким образом, Уильям и Роберт официально признавали господство короля Филиппа в Нормандии и получали свои нормандские земли от него, но вместе с тем оставались слугами английского короля Иоанна. Такому урегулированию имелся прецедент. В прошлом небольшое количество аристократов, имевших владения по обе стороны границы между Францией и Нормандией, присягали и Капетингам, и анжуйцам. Но, главное, они только одного короля считали своим сеньором – монарха, рядом с которым они сражались во время войны. Это может показаться не вполне понятным в правовом отношении урегулированием, но для средневековых аристократов, таких как Маршал, традиции, сопровождающие феодальные отношения, могли иметь критическое значение. Они предлагали механизм примирения ежедневных реалий землевладения с более эфемерными идеями преданности. В мае 1204 года Маршал нашел способ сохранить поместье в Лонгвиле, и у него было двенадцать месяцев на то, чтобы убедить короля Иоанна согласиться на такую меру.

Самонадеянность, вероятно, заставила Уильяма позабыть об опасности подобных сделок. Очевидно, он верил, что сможет манипулировать «феодальными» обычаями и использовать свое видное положение для достижения того, что не удалось другим, – сохранить владения в Нормандии. Его преданность Иоанну также вызывает сомнения: представляется очевидным, что в этот период Уильям ставил во главу угла собственные интересы, а не интересы короны. Он не последовал за теми, кто пошел на открытое предательство и отрекся от своего короля, его преданность ненадежному Иоанну стала менее очевидной.

Первоначально создавалось впечатление, что план сохранения Лонгвиля пройдет без сучка без задоринки. Маршал и Роберт Лестер вернулись в Англию. В 1204 году Роберт умер, и убеждать Иоанна пришлось одному только Маршалу. Согласно «Истории», весной 1205 года он получил официальную санкцию короля. Перед этим он якобы говорил Иоанну: «Ты видишь, что время вышло и надо принимать решение относительно моих земель в Нормандии. Я не знаю, что сказать: если я не присягну королю Филиппу, то понесу очень большие потери». Иоанн предположительно ответил: «Я знаю, что ты преданный человек, и хочу, чтобы ты ему присягнул, потому что, чем больше ты будешь иметь, тем больше будет твоя служба мне». Официальных записей не сохранилось, хотя наследники Маршала впоследствии подтверждали существование официального королевского разрешения. Маловероятно, что Уильям стал бы предпринимать следующие шаги без позволения короля, однако он все же недооценил изменчивую натуру Иоанна и коварство Филиппа-Августа.

В апреле Уильям Маршал отправился во Францию с намерением присягнуть Капетингу. Но когда они встретились в Ане (месте, где Маршал одержал свои самые впечатляющие турнирные победы), Филипп стал настаивать на более обязывающей клятве, выходящей за рамки признания власти. Уильям должен был признать французского монарха своим сеньором «на этой стороне моря» (во Франции). Это было равносильно признанию Маршала, что у него два хозяина: один – король Филипп, которому он служит на континенте, другой – король Иоанн, его сеньор в Англии. Иными словами, невозможно уйти от того факта, что это, по сути, раздел верности. К тому же нельзя забывать, что Капетинги были и остались извечными врагами анжуйцев. Тем не менее, загнанный в угол, Уильям согласился. Тем самым Маршал сохранил владение Лонгвилем, поместьем, которое теперь мог передать своим наследникам. Он защитил права своей династии, но одновременно совершил серьезный просчет.

По пути обратно в Англию Уильям, вероятно, убедил себя, что все трудности с королем Иоанном преодолимы, не в последнюю очередь потому, что у него было официальное письмо с разрешением. Однако по прибытии он узнал, что один из представителей архиепископа Кентерберийского опередил его и уже проинформировал короля о специфических условиях клятвы Уильяма. Тот, естественно, пришел в ярость и обвинил Уильяма в действиях против короля и его интересов. Неудивительно, что «История» защищает репутацию Уильяма, утверждая, что все его враги – «льстецы и предатели», а Маршал не совершил «ни малейшего преступления».

Представ перед разгневанным королем, Маршал, разумеется, выразил протест: «Милорд, я могу прямо сказать, что не совершил ничего против тебя, а то, что сделал, на то было твое разрешение». В одном отношении Маршал был прав: Иоанн согласился на акт принесения присяги. Но он не желал мириться с более серьезной клятвой, которую потребовал хитрый Филипп-Август. Уильям зря считал, что человек столь непредсказуемый и подозрительный, как Иоанн, легко образумится. Английский монарх заявил, что никогда не давал подобного разрешения, и, как сказано в «Истории», Маршал надолго испортил отношения с королем.

В опале

Уильям Маршал окончательно лишился милости короля в июне 1205 года. К этому времени король Иоанн задумал крупную военную операцию, надеясь восстановить часть анжуйских владений. Он намеревался отплыть во главе большого флота в Пуату, а оттуда начать масштабное вторжение в глубь территории. Это был смелый план, и король тщательно готовился к его выполнению, собирая корабли, припасы и оружие. Но одновременно план был в высшей степени непопулярен у анжуйских баронов. Согласно хронисту Ральфу Коггешалю, предлагаемую кампанию считали недомыслием, в результате которого Англия останется открытой для вторжения, а Иоанн потеряет то, что имеет, пытаясь получить то, чего лишился. Многие также сомневались, что король сможет одержать верх над Филиппом-Августом.

Пока обсуждалась экспедиция, король схлестнулся с Маршалом. Согласно «Истории», он приказал Уильяму следовать за ним в Аквитанию и присоединиться к сражению против французского короля. Граф скромно отказался, заявив, что это было бы «коварство» и «преступление». Последовал затяжной спор, в процессе которого обе стороны отстаивали свои позиции перед собранием знати. Иоанн обвинил Маршала в том, что он является «человеком французского короля», а Уильям предложил отстоять свою честь в поединке. В «Истории» сказано, что Маршал одержал верх: его старый друг и союзник Балдуин де Бетюн высказался в его пользу, да и никто не пожелал принять вызов Уильяма. Однако биограф не скрыл уклончивости собравшихся рыцарей и магнатов. Большинство из них не желали плыть в Пуату, но также они имели основания подвергать сомнению мотивы Уильяма и его утверждение, что он никогда не проявлял неверности короне. «История» описывает, как бароны «переглянулись и отступили», храня молчание, шокированные разыгравшимся перед ними спектаклем. Никто, казалось, не знал, как реагировать на открытое противостояние короля и одного из величайших магнатов Англии – человека, всю свою жизнь считавшегося образцом верности.