Коэффициент поцелуя - Хелен Хоанг

Возьми себя в руки и не сдавайся.

Но он уже устал держать себя в руках и пытаться двигаться вперед. Он делал это на протяжении трех бесконечных лет. Это место было для него капканом, как и вся его жизнь и нескончаемые долги. И любовь.

Вот в чем была его проблема. Он всегда любил слишком сильно. Если бы он мог вырвать сердце из груди и избавиться от чувств, то освободился бы. Охваченный лихорадочным безумием, он опустил взгляд на скетчбук.

Мысленно прошептав извинения, вырвал листок с портретом Стеллы и разорвал сначала пополам, а потом на мелкие кусочки. Обрывки падали на пол, словно листья с умирающего дерева. Потом Майкл открыл первую страницу. Солнечные утра, проведенные со Стеллой, вдохновили его на это бело-желтое платье. Его абсолютный фаворит. Он вырвал и этот лист и уничтожил его. И следующий тоже. Все наброски. Потом прошагал к комоду, выгреб все свои блокноты и бросил в мусор. Затем открыл большой нижний ящик, где хранились проекты, над которыми он тайно работал. Скрипя зубами, он рвал ткань, шов за швом, платье за платьем, мечту за мечтой.

Уничтожив, наконец, все, что можно было уничтожить, уставился на следы бойни на полу и в мусорном ведре.

Сработало. Он больше ничего не чувствовал.

Майкл подошел к швейной машине, за которой обычно работал, сел и оценивающе оглядел лежащую на ней кучку незаконченной одежды. Несколько пар брюк нужно подшить, платья подогнать по размеру, а в этом пиджаке оторвалась подкладка. Вся эта одежда была смоделирована другими. Это не его взгляд на мир.

Почему бы не закончить с этим. Может, тогда у мамы на этой неделе будет побольше свободного времени.

И он начал шить.

На той неделе магазином управляла Софи; она приглядывала за бабушкой, а Майкл повез маму к врачу на ежемесячный осмотр и анализ крови. Ехать было недалеко, но дорога казалась вечностью, потому что мама сидела рядом, сложив руки на груди, и выжигала в его голове дыру взглядом. Майкл прибавил громкость музыки и сосредоточился на дороге.

Мама выключила радио.

– Я этого больше не вынесу. Ты целыми днями ходишь с видом кошки, которая упустила мышку. Ты постоянно молчишь. Пугаешь посетителей. И работаешь так, словно умираешь. Майкл, скажи Mẹ, что происходит.

Он крепче вцепился в руль.

– Ничего не происходит.

– Как Стелла? Скажи ей, пусть в субботу приходит к нам. На грейпфруты была скидка, так что мы накупили целую уйму.

Он промолчал.

– Знаешь, Mẹ ведь не идиотка. Ты бросил ее?

– А почему ты так уверена, что именно я, а не наоборот? – Стелла рано или поздно сделала бы это сама. Когда решила бы, что с нее достаточно практики.

– Она страстно тебя любит, это же ясно, как божий день. Она бы никогда тебя не бросила.

Майкл сжал челюсть, пытаясь подавить новую волну неприятного чувства. Стелла испытывала к нему симпатию, да, но ее «страсть» не выходила за пределы постели.

– Я познакомился с ее родителями, Mẹ.

– О? И как, приятные люди?

– Ее отец не счел меня достойным его дочери, – сказал Майкл, скривив губы в горькой улыбке.

– Ну разумеется.

Внимание Майкла переключилось с дороги на профиль матери.

– Что значит – «разумеется»?

Он же ее единственный сын. Как она может такое говорить?

– Ты слишком горд, прямо как твой папа. А должен понимать. Он хочет для своей дочери только лучшего. Стелла ведь его единственный ребенок, верно? Как ты думаешь, что было, когда мы с твоим папой поженились?

– Бабушка с дедушкой тебя любят.

– Любят. Сейчас. Но поначалу я им не понравилась. Да и как им могло понравиться, что их сын женится на вьетнамке с восемью классами за плечами, которая и по-английски-то едва говорит? Они грозились, что не придут на свадьбу, пока твой папа не пообещал, что оборвет с ними все связи. Мне было непросто с ними поладить. Это заняло не один день. Но оно того стоило.

– Я и не знал, что… – Майкл впервые увидел своих бабушку с дедушкой в новом, не очень выгодном свете.

– Когда ты кого-то любишь, Майкл, ты борешься за этого человека всеми возможными способами. Если поставишь перед собой такую цель, то обязательно понравишься ее отцу. Если будешь правильно вести себя с его дочерью, он тебя полюбит.

– Думаю, с моей стороны было бы очень эгоистично бороться за нее. Есть более подходящие ей мужчины. Богаче, образованней, более… – Он постепенно умолк, потому что мама медленно повернулась к нему и так прищурилась, что у Майкла яйца сжались.

– Ты говоришь, в точности, как твой отец. Если ты не в состоянии смириться с тем, что эта женщина успешнее тебя, то оставь ее в покое. Ей будет лучше без тебя. А если ты действительно ее любишь, то знай цену своей любви и обещай любить ее всегда. И больше ей ничего от тебя не нужно.

– Думаешь, я такой же, как папа? Думаешь, я поступил бы так же, как он? – Мамины слова окатили его холодной водой так, что воздух перестал поступать в легкие. Черт, если родная мать думает…

– Ты бы так никогда не поступил, – сказала она, отмахнувшись. – У него нет сердца. А у тебя есть, и оно ведет тебя в нужном направлении. Но тебе кажется, что ты должен стать лучше всех, и ты все хочешь делать сам. У вас обоих одна и та же проблема.

– Я не…

– Тогда почему ты до сих пор работаешь в магазине? И почему доделал всю работу за меня? Думаешь, старуха уже не в состоянии прошить прямую строчку? – гневно спросила она.

– Нет, я…

– Я больше не могу сидеть дома. Знаю, реакция у меня уже не та, но я хорошо справляюсь. И чувствую себя лучше. Лекарства помогают. Вам, дети, придется прекратить держать меня в четырех стенах, а ты, Майкл, ты должен перестать приходить в магазин. Я больше не хочу тебя там видеть, особенно в таком настроении. Ты только вредишь бизнесу.

– Mẹ, я не могу оставить тебя одну, а ведь ты не допустишь до работы никого, кроме членов семьи. – Это была неизбежная правда, с которой ему пришлось смириться, один из прутьев клетки, внутри которой он добровольно жил. Потому что любил маму.

– Думаешь, ты один в нашей семье умеешь шить? Сколько у тебя двоюродных братьев и сестер? А Цюань? Он приходил к нам в субботу, ему нужна была швейная машина, чтобы подшить молнию на куртке. Он знал, что делать, и работать у своей мамы ему не нравится. Она слишком шумная.

Майкл откинулся на спинку сиденья, пытаясь переварить услышанное.

– И ты позволишь ему работать с клиентами? С его-то татуировками?

Мама указала на руку Майкла: из-под короткого рукава футболки выглядывали черные чернила.

– У тебя тоже татуировки. Не думай, что я не замечала. Понять не могу, зачем вы, молодежь, делаете это с собой.