Философия возможных миров - Александр Секацкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, полученная таким образом экстемпорированная вечность абсолютно гипотетична – это дряблая и аморфная бессубстанциональность, лишенная напряженности настоящего. Она маячит где-то на горизонте возможного будущего, как покинутая субъектом недействительность. Сеть причинно-следственных связей проступает сквозь синхронизацию и расталкивание времен: настоящее, включающее в себя актуальность причинно-следственного отношения, невозможно за счет чистой инерции бытия как пребывания – лишь убывание есть форма погружения настоящего в прошлое. Можно ли сказать, что стрелы причинности (вернее, инопричинения) легче вонзаются в дряхлеющие, истекающие времена, расстраивая единство происходящего, которое уже по большей части исполнилось (произошло)? Едва ли получится однозначно ответить на этот вопрос, но важность перебоя в длительности в качестве источника детерминирования не подлежит сомнению. И Кант пытается с разных сторон подобраться к этому пункту: «Время между каузальностью причины и непосредственным ее действием может быть ничтожно малым (так что они существуют одновременно), но отношение между причиной и действием все же остается определимым по времени»[71]. Кант вводит степени, надеясь совместить плавность шкалы времени и отчетливую дискретность причины и действия: «Причина производит изменения не внезапно (не сразу или в одно мгновение), а во времени, так что и время нарастает от начального мгновения а вплоть до своего завершения в b, и величина реальности (b – a) производится через все меньшие степени, находящиеся между первой и последней степенью. Значит, всякое изменение возможно только благодаря непрерывному действию причинности, которое, поскольку оно однородно, называется мгновением. Изменение не состоит из таких мгновений, а производится ими как следствие их»[72]. Остается только устранить смешение негативного и позитивного условия инопричинения (развести causa efecta и causa sui), оставив определение мгновения как минимального участка длительности собственного времени (непрерывное действие причинности), на котором выполняется эффект Шустерлинга, и следующий по величине интервал и будет квантом собственного времени.
Но как раз здесь передвижение вдоль шкалы требует особой осторожности. Мы вправе отвергнуть тезис Канта о том, что «ни одно различие реального в явлении, так же как ни одно различие в величине времени, не есть наименьшее различие»[73]. Напротив, наименьшее различие – это как раз различие во времени, которое может быть столь мало, что не нарушает непрерывности явления, в чем, собственно, и состоит эффект Шустерлинга, подтверждающий, что хроноизоляция явлений конституирует саму реальность реального или, если угодно, возможность опыта наряду с локализацией объектов в пространстве, то есть наряду с экземплярностью сущего, притом что в ряду условий всякого обусловленного хроноизоляция, как мы увидим, предшествует экземплярности и численности. Тем большего внимания заслуживает следующая фраза Канта: «Новое состояние реальности вырастает из первого состояния, в котором ее не было, проходя через бесконечный ряд степеней, отличающихся друг от друга меньше, чем 0 от а»[74]. Применяя технику пристальной хроноскопии, мы можем обнаружить интервал, превышающий мгновение, – такой, где эффект Шустерлинга уже не выполняется, а линейная смена причины действием еще не выполняется.
Что же происходит в этом интервале? На первый взгляд ничего, как будто бы просто повторяется уже знакомый нам отскок от затылка Карла Ивановича. Даже молоток попадает в конце концов на свою рукоятку. Но все же кузнец замечает неладное, подкова какая-то не та… Но Даниил Хармс, обладатель уникальной интуиции времени, нащупывает и следующую риску на шкале непрерывности, когда перебой длительности превышает безопасную для хроноизоляции собственного времени величину, так что в результате мы становимся свидетелями или участниками уже другого аттракциона из нашего парка аттракционов, нашего Иллюзиона:
«Одна муха ударила в лоб бегущего мимо господина, прошла сквозь его голову и вышла из затылка. Господин, по фамилии Дернятин, был весьма удивлен: ему показалось, что в его мозгах что-то просвистело, а на затылке лопнула кожица и стало щекотно. Дернятин остановился и подумал: “Что бы это значило? Ведь совершенно ясно я слышал в мозгах свист. Ничего такого мне в голову не приходило, чтобы я мог понять, в чем тут дело. Во всяком случае, ощущение редкостное, похожее на какую-то головную болезнь. Но больше об этом я думать не буду, а буду продолжать свой бег”. С этими мыслями господин Дернятин побежал дальше, но как он ни бежал, того уже все-таки не получилось»[75].
Что же все-таки произойдет, если на мгновение позже выдернуть руку из субстанции вечной мерзлоты? На мгновение дольше допустимого задержать кровоснабжение, чуть продлить сердечную аритмию? Поначалу, как и в случае с Дернятиным, возникнет легкая щекотка и процесс, возможно, восстановится… Ну а далее обратимся к книге Чжуан-цзы, ибо этот эффект был известен и даосам. Он отражен, например, в притче о драгоценном мече иньского царя. Этот меч, который называется Закаленный ночью, был вручен Великим Совершенным Лай-даню по прозвищу Верный:
«И тогда Верный отправился с мечом к Черному Яйцу. Тот, как раз опьянев, лежал навзничь под окном. Верный трижды разрубил его от шеи до поясницы, но Черное Яйцо не проснулся. Думая, что он мертв, Верный поспешил уйти, но у ворот встретил сына Черного Яйца и трижды его рубанул, рассекая, будто воздух. Сын Черного Яйца расхохотался и спросил:
– Что ты так глупо меня поманил?
Тут Верный понял, что таким мечом не убить человека, и, тяжело вздыхая, пошел домой.
Проснувшись, Черное Яйцо рассердился на свою жену:
– Оставила меня, пьяного, непокрытым. Вот у меня и заболело горло, заломило поясницу!
Сын же его сказал:
– Недавно приходил Верный, встретился со мной в воротах, трижды меня поманил, и у меня также заболело все тело, а конечности онемели. Он нас сокрушил!»[76]
Ясно, что меч Закаленный ночью, в отличие от молотка кузнеца, уже является оружием, поскольку способен пробивать хроноизоляцию, но его сложно назвать орудием убийства или орудием причинения смерти – быстродействие меча столь велико, что превышает скорость причинения, однако перебой оказывается достаточным для видоизменения восстановленного самопричинения. С Дернятиным, равно как и с Черным Яйцом, несомненно, что-то случилось, но распознать первоисточник произошедшего, как правило, нелегко – для этого требуется отчетливость притчи или специально поставленного чистого эксперимента. Хорошую формулировку дает петербургский писатель Евгений Звягин, описывая знаменитый фильм Куросавы, вернее, основанную на фильме вариацию: