Древняя история казачества - Евграф Савельев

Да и чем меня будешь жаловать?»

Как надел Ермак сумку старческую,

Платье ветхое, все истасканное

И пошел Ермак в Казань за милостынью

Побираться, христарадничать,

Заприметил там Ермак пороховую казну

И с тем вернулся он к товарищам.

«Ой вы, братцы мои, атаманы молодцы!

Да копайте вы ров под пороховую казну!»

Скоро вырыли глубокий ров Донские казаки.

Как поставил там Ермак свечу воску яраго

Во боченок ли поставил полный с порохом,

А другую он поставил, где с Царем сидел.

И сказал Ермак Царю Грозному:

«Догорит свеча — я Казань возьму!»

Догорела свеча — в Казани поднялося облако!

Как крикнет Ермак Донским казакам,

Донским казакам, Гребенским и Яиковским:

«Ой вы, братцы мои, атаманы молодцы!

Вы бегите в город Казань скорехонько,

Вы гоните из города вон всех басурман,

Не берите вы в полон ни одной души:

Плен Донским казакам ведь не надобен!»

Итак, по старинным казачьим былинам, Ермак участвовал, в числе других атаманов, в покорении Казани. Былины эти нисколько не противоречат как летописным сказаниям, приведенным историками Карамзиным и Соловьевым, так и бытовым условиям казачьей жизни на Дону, а потому эти былинные сказания мы можем принять вполне за достоверные. Постоянно сталкиваясь с турками, а раньше того с греками, генуэзцами и венецианцами, казаки рано научились владеть огнестрельным оружием, строить укрепления, осаждать и взрывать последние. В Ливонской и Польской войнах, которые вел Иван IV, казаки упоминаются при взятии каждой крепости; приступ, подкоп, взрыв — дело казаков. Летопись называет подкоп под стены Казани «немецким размыслом», т. е. иностранным способом брать город. И казаки в совершенстве владели этим способом. Хотя московские летописи в событиях о покорении Казани ни слова не говорят об Ермаке, но ведь мы выше видели, что они ни словом не обмолвились и об именах других атаманов, даже не упоминают и о донских казаках, а просто говорят: «были казаки, делали подкопы, стреляли» и только. Самое событие взятия Казани было очень важно для Москвы, а что там окраины приходили на помощь, то это была вещь обыкновенная, в порядке вещей. Главный герой этого события был Грозный царь, а за ним его князья и бояре, а не какие-то там донские атаманы-охотники, не подчинявшиеся его приказу и жившие где-то за рубежом государства, «выбирая меж себя начальных людей, атаманов и иных, и чиня управу во всяких делах по своей воле, а не по царскому указу». Для московских летописцев атаманы-охотники было явление второстепенное, не стоящее упоминания; притом Ермак в то время был атаман самый обыкновенный, каких в то время было много на Дону, в каждом стане или коше. Некоторые историки сомневаются в том, что Ермак едва ли мог участвовать в покорении Казани, т. к. в 1552 г. он, по их мнению, был очень молод. Что ж из этого? Пусть ему в то время было 25–30 лет, а при покорении Сибири в 1582 г. 55–60. Удивительного тут ничего нет. В атаманы казаки выбирали не по летам, а по природной храбрости и уму, т. е. по выдающимся качествам.

Теперь нам остается решить вопрос: кто был Ермак? Природный ли донской казак или беглый из Московского государства, как думают многие.

Сибирская летопись говорит, что дед Ермака был города Суздаля посадский человек и жил в великой скудости; его звали Афанасий, Григорьев сын, по прозванию Оленин.

По другим сказаниям, Ермак происходил из города Юрьева-Повольского и имя его было Василий и проч. Но все это фабрикация позднейших веков, ничего общего с историческими актами не имеющая.

Известный исследователь Западной Руси, проф. русской истории Петерб. Духов. Академии, Мих. Осип. Коялович (ум. в 1891 г.) опубликовал в 1867 г. «Дневник Стефана Батория», литовско-польского короля, в котором привел полным текстом письмо пана Стравинского из Могилева на имя короля, бывшего в то время в войне с Москвой[230]. Стравинский писал:

«Доводим до сведения В. Кор. Велич… что московские люди, враги В. Кор. Вел., вторгнувшись в государство В. Кор. Вел. и все, начиная отДубровны, предавая огню и опустошению, пришли под город В. К. В. Могилев во вторник 27 июня (1681 г.), в третий час дня, сожгли предместье, за дубровной Лучкова также сожгли 6 домов; в посаде над Днепром, который называют слободой, тоже сожгли до 100 домов. Начальствовали над этими людьми воеводы: (перечисляет) Кайтеров (Котырев), Хворостинин, Батурлин… четырнадцатый Василий Янов, воевода донских казаков, 15-й Ермак Тимофеевич, отоман казацкий… с ними было людей: татар, т. е. темниковских, кадомских, касимовских, свияжских и чебоксарских, также москвитян 45 000 стрельцов, с Дону и московских (казаков) 1000 на конях, которые целый день во вторник, нападая со всей силой, старались прорваться к городскому укреплению, желая зажечь острог, от чего мы их с Божией помощью удерживали огнем из замка и из острога (укрепления)ине допускали до этого… и в тот же день, во вторник, при заходе солнца поспешно удалились от города к деревне В. К. В. Баторке в полутора милях от города, лежащей на берегу Днепра, а там наскоро пришедши к Днепру, тотчас же, сделав для главных воевод несколько плотов, сами все пошли вплавь и в ту же ночь, со вторника на среду, все переправились чрез Днепр и в час уже дня распустили людей в окрестности и начали жечь деревни, направляясь к Радомлю и Мстиславлю, замкам В. Кор. Вел…»

Это письмо, а также и другие донесения, опубликованные в «Дневнике», рельефно рисуют нам план войны Москвы с

Польшей. Московские стратеги, чтобы отвлечь польские войска от главных русских сил, послали в налет легкую казачью конницу вместе с татарами на литовские города и села за Днепром. Предводителями этих отрядов были донские атаманы Янов и Ермак Тимофеевич. Эта легкая конница ураганом пронеслась за Днепром, сожгла и разорила до 2000 сел и деревень и захватила в плен много «свободной шляхты» и трех рыцарей: Тульского, Збиковского и Куроеда. Иван IV в то время находился в Стариде и зорко следил за операциями казаков[231].

Сведения, приведенные в означенных письмах и вообще в «Дневнике», тождественны с разрядными книгами, за исключением нескольких неточно указанных в письме Стравинского фамилий московских военноначальников, как то: Кайтеров вместо Котырев, Батуркин вместо Батурлин, Волковский вместо Волконский и др. Но эти фонетические неточности нисколько не изменяют сути дела. Нам важно то, что донские казаки с своим атаманом Ермаком Тимофеевичем в июне месяце 1581 г. ходили помогать русскому царю в борьбе его с Стефаном Баторием, как и раньше того те же казаки ходили с атаманами Сусаром и другими под Казань «царю московскому послужить и за Дом Пресвятыя Богородицы постоять». Недаром на казачьем стяге красовалась надпись: «Белый Царь и православная вера». Побуждения были как в том, так и другом походе одни и те же.

Хотя в статейные списки московских военноначальников атаманы казацких полков Яков и Ермак не внесены, но это показывает лишь то, что в то время на Руси казаков и их предводителей считали не за московских людей, а за случайных союзников, пришедших помогать своим единоверцам.