Турецкий марш - Александр Харников

– Это покушение уже произошло, – спокойно сказал Горчаков. – Вчера вечером в Париже неизвестные – как мне сообщили, это были какие-то поляки – стреляли на бульваре дю Тампль во французского императора. К счастью, он остался цел и невредим. Одного из покушавшихся удалось задержать. Думаю, что вскоре нам станет известно, кто именно был организатором этого покушения. Сомневаюсь, что в случившемся будет найден австрийский след, но если его все же обнаружат…

Горчаков пристально посмотрел на меня сквозь линзы своих очков. Я вдруг почувствовал, как по моей спине вдруг потекли струйки холодного пота. Известие о покушении на французского императора ошеломило меня. Только откуда князь узнал о нем? Впрочем, со вчерашнего дня я больше не министр иностранных дел, и мне уже не докладывают о письмах и телеграммах наших послов. А наши газеты, похоже, еще не получили никакой официальной информации об этом покушении.

– Да, граф, в Париже приняли чрезвычайные меры: власти задержали отправление всех поездов и дилижансов, а также прекратили на время прием и передачу телеграмм. Император Наполеон IV не желает, чтобы в стране начались паника и волнения. А пока жандармы ищут сообщников злодеев.

– Знаете, князь, – я наконец решился на поступок, о котором долго думал после своей вчерашней отставки, – мне, наверное, есть смысл уехать из Вены в Петербург. Там сейчас находятся люди, которые лучше всех в Европе понимают, чем может закончиться эта идиотская война, явно затеянная в угоду Ротшильдам. Да и графу Фикельмону с его очаровательной супругой тоже лучше не спешить возвращаться домой. Вряд ли ему будут рады на Балльхаусплац[107]. Пусть они останутся в Петербурге. Там они будут в безопасности, в то время как в Вене русофобы постараются максимально осложнить им жизнь.

Мой собеседник понимающе кивнул головой:

– Я немедленно доложу об этом разговоре в Петербург. Мне сдается, что действия его императорского и апостольского величества не отвечают интересам Австрии. Вене было бы намного лучше если и не поддерживать Россию, то хотя бы хранить полный нейтралитет в нашей борьбе с Британией. Вам ведь хорошо известна дурная привычка Лондона втравливать в войны европейские державы, а самим отсиживаться на своих островах. Но… Ваш молодой император жаждет «отблагодарить» нашего царя за ту помощь, которую тот оказал ему во время Венгерского мятежа. Скажу прямо – это не самый лучший способ избежать неприятностей. И они будут, уж поверьте моему слову, граф…

15 (3) декабря 1854 года.

Париж, ресторан «Ле Гран Вефур».

Генри Ричард Чарльз Уэлсли, лорд Каули, посол Соединенного Королевства в Париже

– Здравствуйте, милорд. Вот ваш столик. Позвольте мне предложить вам шампань-касси[108], – сказал пожилой официант, чье лицо старательно выражало неземной экстаз от моего присутствия. – За счет заведения. Очень уж вы сегодня задумчивый…

Какой англичанин откажется от бесплатной выпивки? Тем более такой. Хотя, конечно, за те деньги, которые я у них оставляю каждую неделю, можно, наверное, купить вагон шампанского… Как бы то ни было, я постарался улыбнуться:

– Благодарю вас, Этьен. Просто устал, ничего страшного не произошло.

Это, увы, было не так. Вчера вечером я сидел у себя в кабинете как на иголках. Поляк клятвенно заверил меня, что новый Наполеончик к этому времени уже будет мертв, и я послал старого Джима купить вечернюю газету. Почему именно этого остолопа, так и не выучившего французский? Наверное, потому, что он не отличается умом и не интересуется политикой – другие могут задать ненужные вопросы, ведь мы выписываем несколько утренних газет, а вечерние меня раньше никогда не интересовали.

Увы, он принес мне утренний «Ле Шаривари». Видите ли, его привлекла карикатура на ее величество на обложке: он так и не понял, что эти проклятые лягушатники попросту издеваются над нашей королевой. И лишь получив от меня взбучку, он догадался спросить, какие газеты меня интересуют.

Второй раз он вернулся уже с «Ле Фигаро». Я хотел снова его отругать: газета-то утренняя, я ему называл другие, – но тут увидел подзаголовок: «Экстренный выпуск! Покушение на нашего императора!» и впился глазами в текст. Свет померк перед моими глазами.

«Наш император получил лишь несколько легких ушибов, когда сопровождавший его придворный повалил императора на землю и закрыл своим телом». Кем был этот придворный, они не написали. Дальше: «Один из покушавшихся задержан. Нам стало известно, что покушавшиеся – поляки. Им удалось убить одного из гвардейцев императора, а также ранить цветочницу, прекрасную молодую парижанку».

Из дальнейшего описания этого происшествия стало ясно, что покушение с треском провалилось, и что полякам во Франции станет теперь весьма неуютно. Следующая – редакционная – статья гласила, если убрать из нее все ненужное: «Наша добрая Франция предоставила трусливым и подлым полякам убежище, когда они бежали из своей азиатской страны. И вот как эти неблагодарные отплатили нам за наше гостеприимство. Подобному сброду не место в Париже. Требуем закрыть отель „Ламбер“ и выслать всех, кто родился в Польше, либо от польских родителей, за пределы нашей великой родины».

Да уж, удружил Качковский своим соплеменникам… Единственное, что радовало, это то, что в газете не было ни единого упоминания Англии.

Вечер я провел за бутылкой дорогого коньяка, а утром проснулся со страшной головной болью. Я опасался визита французских чиновников – у меня, конечно, имелась дипломатическая неприкосновенность, но, если они нас заподозрят, то вполне вероятен разрыв дипломатических отношений, или как минимум объявление меня персоной нон грата.

Но пока все было тихо, и к вечеру меня немного отпустило. Тогда я и отправился в свой любимый парижский ресторан – конечно, когда мне не приходится встречаться с польским сбродом. И после четырех смен блюд под бутылку ротшильдовского «Лафита» – это после «шампань-касси» – мир уже не казался мне столь безнадежно хмурым.

Оставив Этьену щедрые чаевые, я, слегка пошатываясь, вышел на улицу, где меня ждал экипаж. Кучер помог мне в него забраться, и мы не спеша поехали в сторону отеля «Шарос» на рю дю Фобур Сент-Оноре, в котором располагались посольство Британии и моя резиденция.

Что было дальше, не помню. Очнулся я в какой-то неуютной комнате крепко привязанным к массивному дубовому стулу. Передо мной стояла странная металлическая тренога, на которой была укреплена какая-то пластина. А рядом находились двое мужчин в черных масках.

– Рад вас видеть, мой лорд, – сказал один из них на английском, но с акцентом, выдававшим жителя наших мятежных колоний в Новом Свете. – Надеюсь, вы себя чувствуете хорошо? Ах да, у вас же рот заклеен. Ничего, мы это сейчас исправим. Вот только настоятельно прошу вас не кричать громко.