Незабываемый поцелуй - Нэн Райан

– Давай выйдем на улицу, Малыш, – предложил Лу.

– Зачем, Хаттон? Мы можем вес решить прямо здесь…

– Нет. Я не хочу осквернять это святое место кровью насильника и убийцы.

При слове «насильник» Малыша передернуло.

– Шевелись! – приказал Лу, и бандит нехотя пошел по проходу.

«Какую именно женщину он имеет в виду?» – пронеслось у него в голове. И Малыш подошел к открытой двери церкви и шагнул на залитый солнцем дворик. Глаза его заметались по сторонам, но улица была пуста.

– Ты что-то потерял? – спросил Лу с обычным ледяным спокойствием. – Может быть, ищешь своих людей? Напрасное занятие.

Малыш дернул головой.

– Они убьют тебя, Хаттон! Мне стоит лишь приказать.

Он хотел верить, что это так. Сейчас появится кто-нибудь из его людей и всадит пулю прямо в сердце Хаттону.

– Ты когда-нибудь имел дело с апачами? – спросил Лу. – Они умеют ходить бесшумно. Индеец племени апачи может незаметно подкрасться и в мгновение ока перерезать горло.

У Малыша засосало под ложечкой, но он уверенно возразил:

– В этих краях давно не было апачей…

– Ошибаешься, Малыш. В данный момент в Сан-Карлосе ровно дюжина апачей. Индейцы развлекают твоих мальчиков.

– Ты лжешь, Хаттон, – выдавил Малыш, парализованный ужасом.

– Лгу? Ну, попробуй – позови их. Пусть подойдут к нам.

Малыш закричал во все горло:

– Кахильо! Хосе! Роберто! – Его голос отзывался эхом на тихой улице, но никто не спешил ему на помощь. – Ты за это заплатишь, – наконец сказал Малыш, решив сменить тактику. – Судебный исполнитель…

– Поблагодарит меня за то, что я очистил его город от бандитов. Бьюсь об заклад, что, прибыв сюда, ты кичился своей безнаказанностью.

Малыш споткнулся и чуть не упал. Это была правда. Когда они приехали в Сан-Карлос, он велел своим людям распространить весть о том, что любой человек – будь то судебный исполнитель или его помощник, – который посмеет причинить им неприятности, тотчас же закончит свою жизнь на кладбище рядом со старой миссией.

– Здесь только ты и я, Малыш, – сказал Лу. – Давай прогуляемся вон до той тополиной рощи рядом с кладбищем.

– Черт возьми, Хаттон, ради чего ты все это затеял? – Малыш оглянулся через плечо. – Хочешь получить награду за мою голову? Тебе нужны деньги? – Они подошли к деревьям. – У меня много денег и золота. Ты станешь богатым. Пойдем к…

– Стой, – сказал Лу, когда Малыш шагнул под высокий тополь. – Повернись ко мне лицом.

Малыш резко повернулся.

– Скажи, что тебе от меня нужно!

– Мне нужна твоя жизнь, – ответил Лу. На его загорелой скуле дернулся мускул. – Я должен тебе четыре выстрела, Малыш. – Он поднял револьвер, прицелился и нажал на спусковой крючок. Малыш вскрикнул от страха и боли. Пуля задела его ключицу. – Это тебе за то, что ты ранил меня в плечо, – невозмутимо сообщил Лу.

Прослезившись, Малыш схватился за свою окровавленную рубашку.

– Ладно, ладно! Мы квиты.

– Не совсем.

– Боже правый, да ты сумасшедший! – вскрикнул Малыш и пустился бежать, по-детски рыдая.

Прозвучал второй выстрел. Малыш упал на землю, пуля пронзила его правое бедро над самым коленом. Лу решительно направился к нему.

Стоя над раненым Малышом, Лу сказал:

– Эта пуля была за моего отца, Уильяма Хаттона. Ты застрелил его в спину через три месяца после войны. Он был безоружным.

– Пожалуйста, не надо! – взмолился Малыш. – Я виноват. Прости.

– Ты хочешь, чтобы я тебя простил? А за Дэна Найтхорса ты тоже просишь прощения? Встань.

Громко стеная и дрожа всем телом, Малыш кое-как поднялся, держась за раненую ногу и вытирая нос тыльной стороной ладони.

– Я… не знаю, о чем ты говоришь. Я никогда…

Пуля пробила его ребра и вылетела из спины. Слова застряли в горле.

– Позволь мне освежить твою память. Несколько лет назад ты убил моего брата, напав на почтовую карету в Берналильо, Нью-Мексико. Помнишь? Это был полукровка, он ехал на лошади следом за каретой.

– Я не виноват! – взвыл бандит. – Я не хотел…

– А ты знаешь, Малыш, что охранял Дэн Найтхорс? – перебил его Лу.

По бородатому лицу Малыша текли слезы. Его одежда пропиталась кровью.

– Пожалуйста, не стреляй! Я заплатил тебе за все! Отпусти меня!

– Я задал тебе вопрос. Ты знаешь, что в тот день охранял мой брат?

Малыш шмыгнул носом.

– Золото. Но я…

– Нечто более ценное, чем золото. Он охранял невинную девушку, Терезу Кастильо. – Лу помолчал, потом добавил: – Mi tesoro.

– О Боже… нет! – Малыш живо вспомнил юную красавицу испанку, которую изнасиловал. – Нет! Я никогда…

– Приспусти брюки, Малыш, – тихо сказал Лу.

Малыш издал леденящий душу вопль и энергично тряхнул головой.

– Нет, нет, нет! – истерически выкрикнул он. – Ты ошибаешься. Я ее не насиловал. Она заставила меня это сделать! Она сама хотела этого, и я…

– Давай посмотрим, что она хотела, Малыш. Скидывай штаны!

– Боже правый! – Малыш взялся окровавленными пальцами за пуговицы и, рыдая, сбросил брюки на землю. Он стоял, дрожа как осиновый лист, прикрывая руками причинное место.

– Руки на голову, Малыш! – скомандовал Лу.

Бандит громко застонал, но подчинился приказу. Лу опустил нацеленный револьвер.

– Пощади меня! – вскричал Малыш.

– И не подумаю.

Лу дрожал почти так же сильно, как стоявший перед ним бандит. На его верхней губе выступил пот. Палец, лежавший на спуске, тоже взмок.

– Подними руки, амиго, – сказал кто-то с испанским акцентом, и Лу почувствовал, как ему в спину уперлось стальное дуло револьвера. Он поднял здоровую правую руку, и Гилберто Лопес забрал у него оружие. – Я сам с ним разберусь. Иди, тебя ждет невеста.

Лу повернулся, кивнул и убрал в кобуру револьвер, который ему вернул Лопес. Малыш пытался сморгнуть слезы и рассмотреть, кто из его людей пришел ему на помощь.

– Слава Богу, слава Богу! – пробормотал он, пытаясь поднять свои брюки. – Застрели Хаттона! Застрели этого негодяя!

– Познакомься, Малыш. Это Гилберто Лопес, – спокойно объявил Лу. – Кажется, ты знаешь его жену, Петру Лопес.

Малыш уронил брюки, выпрямился и взглянул в зловещие черные глаза испанца.

– Не-ет!

Гилберто Лопес быстро достал нож из-за пояса своих черных брюк. Длинное лезвие сверкнуло в лучах солнца, и Техасский Малыш, задохнувшись от страха, схватился за пах и упал на колени, поняв, что уготованная ему участь гораздо хуже смерти.