В твоих руках не страшно - Ольга Островская

— Позволяю, странница Кахин — шепчу, склоняя голову. Сердце в груди колотится так, что я сама себя едва слышу.

Золотая цепочка опускается мне на шею. Прохладный амулет ложится на грудь. И почти сразу начинает нагреваться, мгновенно становясь обжигающе горячим. С толикой страха, я вскидываю руки, боясь коснуться светящегося камня и чувствуя, как моё сознание накрывает белым туманом.

— Принимаешь ли ты своё наследие, жрица? — вскидывает брови старая ведьма наблюдая за мной.

— Принимаю, — произносят мои губы сами собой ровно за миг до того, как моё тело начинает оседать на пол без сознания.

— И кто тебя за язык тянул, когда ты её Крольчонком обзывал? Кролики, они вообще знаешь, какие шустрые? Тут есть, а тут уже и след простыл, — с издевкой вещает шагающий рядом со мной брат, явно потешаясь над тем фактом, что я уже битый час безуспешно пытаюсь отыскать в своём собственном дворце одну маленькую эльран в компании пронырливой старой ведьмы.

— Потому и обозвал, — раздражённо гаркаю я, скрежетнув зубами. — Ты со мной зачем пошёл? Чтобы зубоскалить?

— Ну как же? Должен же я помочь брату искать его ненаглядную и неуловимую. Ну и послушать, как вы с бабулей её делить будете. Даже интересно, чья возьмёт. Бранн хоть жив остался?

— Да что ему сделается? До завтра оклемается, — морщусь, вспомнив как ко мне в оболваненном состоянии явился тот, кого считают лучшим хранителем в Раграсте, и заявил что дэя Кахин увела вверенную ему подопечную.

А потом пересказал всё, что старая карга велела мне передать.

В чувство я его привёл очень быстро. И даже не убил при этом. Почти. Пускай Крольчонку спасибо скажет, что легко отделался.

— Что ты имеешь в виду под этим «делить»? — смотрю искоса на брата.

Тот пожимает плечами, хмурится, становясь серьёзным.

— Твоя эльра зачем-то ей нужна. Разве ты не думал о том, зачем Кахин с таким напором и остервенением посылала нас двоих в Аделхей, вещуя обоим встречу с судьбой. Да и вообще, с чего это она вдруг явилась в Раграст и взялась устраивать всем личную жизнь. Уж точно не из родственных чувств.

Слушая брата, ещё больше начинаю злиться. И тревожиться. Потому что он полностью прав.

Думал я. И даже согласился на всю эту затею со сватовством отчасти потому, что хотел узнать зачем старой ведьме так приспичило женить меня на той, которую я привезу из Аделхея. Всерьёз её уверения в том, что меня ждёт встреча с предначертанной мне судьбой, не верил. Чувствовал, что темнит что-то старуха.

Потому и договор такой вместе с братом составил, чтобы была возможность избежать подвоха. О Танраггосе дурная слава по всему материку идёт, и дочери его слепо верить никто не собирается. К тому же это брату всегда хотелось светлую жену ведьму. Как наша мать.

А я связывать себя узами брака пока не спешил. Зачем? Сил обуздать тьму хватает. Трон есть кому оставить, так что срочной необходимости в наследниках нет.

Предначертанная судьбой? Не смешно даже. Странница не указ детям Маоха.

И я слишком хорошо помню, как отец страдал, когда мать погибла. Он словно душу свою потерял. Искал смерти, и Маох в конце концов сжалился над ним, забрав в свои чертоги.

Но тем не менее ведьма старая как-то смогла меня убедить лично отправиться встречать невесту. Сказала, что той угрожает опасность, и только я смогу уберечь девушку, если буду в нужное время в нужном месте. Варианты развития событий Кахин всегда видела и просчитывала очень хорошо. И в таких вещах никогда ещё не ошибалась. Хоть и не всегда вмешивалась, когда надо было бы.

Пришлось ехать.

Я думал, ей нужна принцесса. Всё-таки потомственная ведьма. Может, преемницу себе выбрала. Дочери ведь больше нет в живых.

Увидев эту рыжую красотку Ланториниаль, я добросовестно попытался понять, примет ли её моя тьма. И испытал облегчение, поняв, что почти никакого интереса к ней не чувствую. Вероятность женитьбы отпала.

Так я думал.

А потом случайно поймал у дормезы маленькую чумазую трусишку и попался на крючок.

И оказалось, что Кахин ждала именно мою ушастую беглянку.

Для чего?

И где их теперь искать? Я почти уверен, что злыдня старая увела Крольчонка из дворца. Я не чувствую свою печать. А это может означать либо то, что избранная очень далеко, либо…

Либо, что её перекрывает что-то гораздо более мощное и древнее, чем моя собственная сила.

— Мне кажется, я знаю, где они, — бросаю брату, разворачиваясь и почти бегом направляясь ко входу в подземелья. — Оставайся во дворце. Я могу ошибаться, так что пускай дальше ищут. Если вдруг найдёте, отведи её в мои покои и лично проследи, чтобы она была там, когда я вернусь.

— А с Кахин что? — кричит мне вдогонку брат.

— В темницу. Пусть посидит подумает. Заигралась бабуля, — рявкаю, сворачивая к ближайшей лестнице на первый этаж.

Нутром чую, что надо спешить. Что-то не так с моим Крольчонком.

Если хоть волос с её головы упадёт, придушу старую каргу. И не посмотрю ни на возраст, ни на родственные связи.

Всю дорогу до старого храма божественной пары я пытаюсь почувствовать отклик своей печати, чтобы убедиться, на правильном ли пути. И ещё понять, для чего Кахин могла потащить туда мою избранную. Может, чтобы я не нашёл? И не помешал её неведомым планам?

Уже на подходе к лестнице в храм, понимаю, что угадал. Стены всё ещё мерцают после того, как тут прошла светлая. И я ещё прибавляю шаг, чувствуя, как от близости Маоха срывается с цепи моя тьма, начиная неотвратимо обращать тело в боевую форму.

Бездна. Это плохо. Напугаю свою эльрочку, скорее всего. Но ничего с этим сделать не могу. Всё равно рано или поздно ей придётся увидеть этот мой лик и принять. В нашей с ней ситуации, конечно, лучше поздно. Но, видимо, не судьба.

Дверь на вершине лестницы оказывается открыта.

И, переступив порог, я наконец начинаю ощущать близость печати и своей малышки.

Путь до главного ритуально зала смазывается в одном зверином рывке.

Она лежит на полу перед статуями. И хрупкое тело в чёрном дурацком платье почти не различимо в ослепительном свете, который исходит от неё же.

С рёвом бросаюсь к девушке, падая рядом на колени. Подхватываю её на руки, обжигаясь. Тьма во мне беснуется и воет.

Она будто горит в этом свете. Его слишком много для неё.

— Крольчонок, — рычу, встряхивая за плечи. Обхватываю бледное личико ладонью, стараясь не поранить когтями. — Очнись, маленькая, что с тобой?

На груди малышки пылает, обжигая глаза, какая-то незнакомая мне опаловая хрень, похожая на цветок. Пытаюсь содрать её, наплевав на боль в обожжённой до мяса ладони, но бесполезно. Медальон словно прирос к Крольчонку. Но её хоть не обжигает, кажется.