Подружка невесты - Рут Ренделл

— У вас есть девушка, мистер Уордман?

Этот вопрос Филипп ожидал услышать меньше всего.

— Почему вы спрашиваете?

— Может быть, вы знаете девушку с очень длинными светлыми волосами… со светлыми, серебристыми волосами? Невысокого роста, не больше пяти футов.

— У меня нет девушки, — ответил Филипп, точно не зная, правду он сказал или солгал.

Разум помог найти объяснение. Это как с головоломкой в газете: заглядываешь на последнюю страницу за ответом, а когда читаешь его, он кажется таким ясным и очевидным, что удивляешься, как же это ты сразу не сообразил.

Полицейские наверняка знают каждое событие из недавнего прошлого Гарольда Майерсона, разговаривали с его знакомыми, соседями, взяли на заметку всех посетителей его дома. Их интерес вызвала кража Флоры и описание вора, составленное соседом Майерсона. Один, или, возможно, больше чем один свидетель описал девушку невысокого роста, с длинными серебряными волосами, которую видели в день убийства Майерсона поблизости утром, а позже — в вагоне метро. Может ли существовать какая-то связь между той девушкой и человеком, укравшим статую? Это не бог весть какая догадка, но ведь полиция отрабатывает даже самые невероятные версии.

Филипп понял, что, если бы полицейские не увидели Флору в его саду, они никогда не нашли бы его. И никогда, кроме как через него, не вышли на Сенту. Он привел их к ней. Он вывел их на Сенту через статую, ведь Сента и Флора так похожи.

Все эти мысли пришли ему на ум, когда он ехал на Тарзус-стрит. Он не стал ждать, не сказал ничего Рою. Удивительно, как влечение к Сенте вспыхнуло в нем, когда он услышал ее описание из уст Морриса. Филипп понятия не имел, что он скажет Сенте, что сделает, когда приедет, но знал, что он должен там появиться, рассказать ей обо всем и как-то помочь. Он не мог обманывать себя, что полиция и теперь не выйдет на нее.

С хмурого неба сыпал дождь. Поначалу отдельные капли, похожие на большие плоские монеты, затем тропический ливень. Теперь дождь не шел, а срывался с неба, хлестал разбивающейся стеной, стальной пеленой воды, падающей с резкий звоном. Когда полился дождь, небо не просветлело, будто бы потемнело еще больше, и в домах и офисных зданиях зажигали свет. Машины включили фары. Их лучи прокладывали в ливне туманные дорожки.

Под козырьком церковной паперти сидели Джоли и старуха с собакой в сумке на колесиках. Собака была совсем как на слащавых поздравительных открытках: выглядывала из корзины, положив морду между лапами. Джоли помахал рукой. Филипп вдруг сообразил, вспомнил почему-то, что сегодня день, когда они с Сентой планировали начать ремонтировать квартиру наверху. Они так решили в прошлые выходные, в те прекрасные солнечные дни, которые были будто тысячу лет назад. Да, они собирались вечером в пятницу пойти туда и посмотреть, что нужно, и Филипп должен был помочь Сенте в том, что она хотела сделать.

Он не стал отвечать на вопросы сержанта Морриса. Он бросил трубку, оборвав полицейского. Моррис, конечно, перезвонит. Когда Люси или Рой скажут ему, что Филипп ушел, он поймет, что разговор не случайно прервался, а был сознательно прерван Филиппом. Он поймет, что Филипп виновен, или виновен косвенно, или сильно волнуется, как бы тот не узнал, кто его девушка. И поэтому сержант, не теряя времени, выяснит… ее имя и адрес. Это легко. Достаточно лишь спросить Кристин. Достаточно лишь спросить Фи. По простоте своей они сразу же предоставят ему эти сведения.

Филипп оставил машину у дома, так близко к крыльцу, как только можно было. Левые колеса утопали в озере воды, по которому барабанил дождь. Дождь встал огромной хлещущей стеной между Филиппом и домом. Филипп вспомнил, какой был ливень в тот вечер, когда они в первый раз занимались любовью, в день свадьбы Фи, но тот был слабым по сравнению с сегодняшним. Дом был виден лишь наполовину: дождь выстроил заграждение, туманное и беспощадное.

Филипп распахнул дверцу машины, выскочил и захлопнул ее. Нескольких секунд на тротуаре и ступеньках хватило, чтобы промокнуть насквозь, прежде чем оказаться под навесом крыльца. Он встряхнулся и снял пиджак. Оказавшись в прихожей, он понял, что Рита и Джейкопо уехали. Он всегда безошибочно определял это, хотя никогда не знал как. Внутри было довольно сумрачно. Во всех домах темно из-за грозовых сумерек. Почему-то Филипп не стал включать свет.

С лестницы, ведущей в подвал, не слышалось запаха ароматических палочек. В доме не было никаких запахов, кроме того застарелого, к которому привыкаешь, если часто бываешь. Филипп мчался сюда, а оказавшись на месте, замялся перед дверью. Ему пришлось собраться с силами, чтобы предстать перед ней. Глубоко вдохнув и выдохнув, проморгавшись, он вошел в комнату. Комната оказалась пуста. Сенты не было.

Но она была здесь совсем недавно! Напротив зеркала, на низком столике, в блюдце горела свеча, новая, сгорел пока лишь кончик. Ставни закрыты, темно, как ночью. Нет, Сента не могла никуда уйти, не в такой же ливень. Филипп открыл ставни. Дождь струился по стеклу дрожащим, рыдающим водопадом.

Ее зеленое платье, платье, сшитое, быть может, из дождя и воды, превращающейся в шелк, висело на плетеном стуле. Рядом внизу стояли серебряные туфли на высоком каблуке. На постели лежало несколько скрепленных вместе листков бумаги, на которых что-то напечатано, — может, сценарий того сериала. Филипп вышел из комнаты, поднялся по лестнице и остановился на площадке. Сента часто ходила наверх. Верхние этажи были для нее чем-то вроде родительского дома. Филипп поднялся на один пролет, приблизился к тем комнатам, на которые взглянул мельком в тот день, когда Сента принимала ванну у Риты, — в тот день, когда утром Сента пришла домой и сказала, что убила Арнэма.

Комнаты все те же: одна, полная пакетов с одеждой и газет, и спальня Рита и Джейкопо с окном, занавешенным покрывалом, и пенорезиной, заменявшей ковер. Он открыл дверь в ванную. Там никого не было, но, вернувшись на лестничную площадку, он услышал, как над головой скрипнула половица. Филипп подумал: сегодня день, когда мы должны были приняться за уборку. Она начала без меня, она решила приступить до того, как я приду. Все, что произошло между нами с тех пор, все сказанное, весь мой ужас и ненависть ни к чему не привели. Филипп довольно неожиданно для себя понял, что все это время, пока он собирался сюда, пока ехал, пока парковал машину и входил в дом, — все это время он боялся, что Сента, быть может, совершила страшное — покончила с собой, и он найдет ее мертвой.

Филипп дошел до последней площадки. Там он постепенно стал ощущать запах. Это была ужасная вонь с лестницы. Чувствуя, как вонь усиливается, Филипп понял, что она ползет вниз с тех пор, как он ступил на этот этаж; он также осознал, что такого он никогда не нюхал. Запах был незнакомый. Половица наверху опять скрипнула. Филипп поднялся по лестнице, от отвращения зажав нос и стараясь дышать ртом.

Все двери были закрыты. Он ни о чем не думал, перестал вспоминать, как они планировали жить здесь наверху. Движения его были машинальными. Больше он не слышал дождя. Он вошел в большую комнату. Свет тусклый, но темно не было, потому что два мансардные окна не закрыты ни шторами, ни ставнями. Это задний фасад дома, и через залитое стекло можно было увидеть над плоскими крышами небо, серое и грубое, как гранит. В комнате не было ничего, кроме старого кресла, шкафа с приоткрытой дверцей и чего-то похожего на носилки или циновку. На самом деле это была дверь с постеленным серым покрывалом.