Голоса прошлого - Ната Чернышева

   Лежать тихо во время драки не самое приятное занятие. Я повздыхала, но согласилась. Не моё здесь пространство, не мне мастера под локоть толкать.

   Включение в информ пилотажной рубки. Подзабытое ощущение со– причастности, контакта с сознаниями остальных участников. Общее единение, общие чувства. Эмоциональный подъём. Короткий тест на ощущения. Ожил мой прежний эго– образ, созданный когда– то забавы ради, для нашей весёлой компании по пространственным играм. Не было времени лепить другой, тем более, что этот вполне годился.

   Белая водяная лилия на трогательно тонкой ножке. Ветер в лицо, солёный вкус штормящего океана, сиреневое солнце в зените, запахи и приглушённые звуки уходящей грозы… Тест сенсорики всегда сопровождается забавными побочными эффектами, в первый раз они даже пугают, но потом закрепляются, становятся привычными, нередко остаются набором типичных реакций навсегда.

   Схлынуло, ушло на второй план. Я осталась один на один с огромным космосом.

   Полное слияние…

   … я– корабль, я– человек…

   … сердце Вселенной, заполнившее наше пространство собой.

    Кто сказал, что в космосе нет жизни? Есть. Сам космос и есть жизнь.

   Излучения, звёздный ветер, эхо чужих мыслей и чувств. Искорки чужого разума, несущие смерть. Они были где– то здесь, в струях солнечных ветров и межзвёздного газа. Я услышу их. Я их найду непременно…

   Сфера отрицания строится в пространстве так, чтобы полностью замкнуть границы. Это позволяет сгенерировать отсекающий щит в телепатическом инфополе. Уязвимость подобных конструкций в их статичности. Если составляющие щита начинают движение, удержать поле отрицания невозможно, оно рассыпается. Если выбить из сферы несколько парных элементов, она рассыплется ещё быстрее. Блокада будет прорвана, связь с инфосферой восстановится.

   Второй недостаток отсекателей – живой оператор. Без его участия машина не работала. Вообще. Исправная, тысячу раз проверенная и протестированная, без оператора в командной рубке она оставалась пустой неработающей железкой. То есть, маневрировать, собирать данные, обмениваться информацией могла, а зацепить, задеть телепатическое инфополе – нет. Может быть, оллирейнские инженеры смогут когда– нибудь найти причину и усовершенствовать своё детище нам на погибель, но пока им эта загадка была не по зубам. К счастью.

   Я вслушивалась до звона в мыслях. По субъективным ощущениям прошла целая вечность, но на самом деле – не больше минуты, или, может быть, двух. На моё паранормальное воздействие пошло упругое отражение: искры вспыхивали одна за другой, рождая сферическую сеть. Мы словно бы зависли внутри огромного шара с ажурной границей, и узор этой границы складывался в совершенно не знакомое до сих пор сочетание.

   Не двести пятьдесят шесть узлов (оллирейнская сотня). И не пятьсот двенадцать. Даже не тысяча, больше. Сложный, цветочный какой– то узор. Похоже на стилизованную ромашку – центр, вершины лепестков, дуги связей. Дух захватывало от грозной красоты увиденного.

   Ничего. Сейчас мы вас вылечим, сволочи.

   Вылечим от жизни.

   Моя паранорма – следствие эксперимента. Она отличается от обычных психокинетических паранорм, полученных путём генетического конструирования. Я сама не знаю собственных пределов, никто их не знает. Если невозможное всё же возможно? Что если за источник принять не собственное личное пространство, а пространство нашего транспортника? Ко мне через корабельные средства слежения стекались данные о координатах наших четырёх кораблей; я очень хорошо представляла себе наше положение в пространстве.

   Нет, пытаться «обнять» все четыре – глупость и неоправданный риск. Но один, наш, можно. И снова уходим от шаблонов: кто сказал, что паранормальное воздействие может быть только сферическим?

   …Потом, вспоминая и анализируя случившееся, я никак не могла понять, что же именно произошло. Это никак не могло быть воздействием извне, оно либо его следы непременно сохранились бы в памяти бортового искинта. После чего меня ожидали бы все тридцать три удовольствия телепатического допроса высшей степени обнажения личности. Но допроса не было, следовательно, постороннего воздействия не было тоже. Привет из собственного подсознания я получила, скорее всего. Довольно странный привет, если вдуматься.

   Время застыло переливающимся тёплыми красками янтарём, и я висела в его центре, мушка, пойманная в доисторическую смолу. И одновременно же я чувствовала себя лежащей на пилотском ложементе в рубке управления нашего транспортника, двойное зрение раздражало, не давало сосредоточиться на главном.

   – Не делай этого, Энн.

   Почему я не удивилась? Игорь Огнев лежал в медцентре, покрытый слоем противоожогового геля, и одновременно он же стоял рядом со мной, смотрел на меня сверху вниз, со своей обычной улыбочкой… Бред, галлюцинация, морок? Я чувствовала живой огонь его паранормы как свое собственное сердце.

   – Я не могу иначе, – ответила я как во сне.

   – Можешь, – не согласился он. – Я люблю тебя.

   – И я. Наверное… Прости.

   – Не делай этого, любовь моя, – повторил он снова.

   Он никогда не называл меня своей любовью. Ни до, ни после. Но тогда этот странный высокий пафос не казался неуместным. И непролившиеся слёзы, и единая на двоих боль.

   – А что тогда? – спросила я. – Что мне делать тогда?

   – Но ты же сама знаешь, что, – возразил он.

   – Нет, – ответила я. – Не знаю! Расскажи.

   Но он уже отшагнул назад, растворился, исчез, оставив после себя родное тепло своей паранормы.

   Шар– ловушка с поверхностью, сотканной из чудовищных «ромашек», дышал угрозой. Ни с чем подобным мы ещё не сталкивались. Враг экспериментировал с методами и средствами воздействия на паранормальные инфополя, и у него это получалось отменно. Их слишком много, слишком много, было бы со мной рядом ещё десяток таких же ненормальных жертв эксперимента, как я сама… Рассеять, чтобы не смогли собраться снова, во всяком случае, сразу. Нарушить связь. Разорвать энергоинформационные нити, соединяющие сегменты ловушки в единое целое…

   Решение поставило точку в янтарном безмолвии. Оно растаяло в один миг.

   Время сорвалось с привязи и помчалось вперёд по ухабам и ямам.

   Отмена блокады GV– проникновений мгновенно была врагом отслежена. Их охотники скакнули через разделявшее нас расстояние и вынырнули совсем рядом. Я чувствовала их искры: рядом, совсем рядом. Пространство вокруг корабля вскипело яростными потоками энергии. Одновременно наши истребители атаковали отсекатели; успешно. Ромашкообразные сегменты сферы отрицания стремительно гасли одна за другой. Я промедлила с атакой половину секунды, сработала память о странном предостережении – «Не делай этого!»– и с запоздалым ужасом поняла, почему нельзя было мне вмешиваться! Небо, да я просто провалила бы весь Гелин план на корню, задев только своих…