Запасной инстинкт - Татьяна Устинова

Он выхватил из шкафа куртку, пошвырял в портфель какие-тобумаги и выскочил в обширную “гостевую” комнату, где стоял круглый стол, виселиплакаты и всегда кто-то сидел на диване, с неудовольствием рассматриваяраспечатки картинок будущего сайта.

Сайт в процессе работы над ним должен всех раздражать. Вседолжны говорить друг другу, что “такого дерьма” раньше они никогда не делали,что “заказчик козел”, что “шеф сам не знает чего хочет”. Все это считалосьзалогом успеха.

Никто не сидел на диване, не обзывал заказчика козлом, ивообще тишина стояла в конторе, как в лесу, даже “Рамштайн” никто не слушал.

Троепольский пролетел комнату с диваном, выскочил в коридор,полный такой же похоронной тишины, и заглянул в комнату к Варваре. Она сиделаза компьютером, печатала так, что из-под пальцев искры летели, или это еезнаменитый бриллиант сиял?

– Я уезжаю, – отрывисто сказал Троепольский, натягиваякуртку.

– Скатертью дорога, – отозвалась Варвара, не переставаяпечатать.

– Я не приеду сегодня.

– Как хочешь.

– Если позвонят из Ижевска, перенеси все разговоры напонедельник.

– Перенесу.

– А если Владимирова из “Муса-моторс”, найди меня, я ейперезвоню.

– Найду.

– А если из Лондона, скажи, что я умер.

– Умер так умер.

– Варвара! – прикрикнул он, и она наконец-то мельком на негопосмотрела. И отвернулась.

– Не надо было брать тебя на работу, – сказал он жалостливо.

– Поздно, Вася, пить боржоми, – ответила она высокомерно, истало понятно, что мир кое-как склеен, и, конечно, еще много времени пройдет,прежде чем и до того как, но все же надежда есть.

Задача у него была не из легких.

“Ягуар”, который придумала для него Полина и который онлюбил страстной и пылкой мальчишеской любовью, моргнул круглыми глазами, когдаТроепольский разбудил его. Моргнул, и залился светом, и словно напружинилмышцы, приготовившись к прыжку, – гладкий, длинный, дикий, может быть, отчастиукрощенный, но вовсе не прирученный зверь.

Точно такой же, как сам Арсений Троепольский.

Внутри пахло кожей и еще чем-то волнующим – дальней дорогой,быстрой ездой, ветром перемен, чем-то таким.

– Ну что? – спросил у “Ягуара” Троепольский. – Попробуем?

И вылетел со стоянки так, что гравий брызнул из-под колес,брызнул, сыпанул по крышам и капотам других, унылых и неинтересных машин,бросился в тесноту и давку Газетного переулка, всех растолкал, расшвырял,вырвался на Тверскую и перепрыгнул Охотный ряд.

Он знал, куда ему нужно, очень приблизительно и несколькораз промахнулся мимо поворота – вновь и вновь ввинчиваясь в плотный вечернийавтомобильный поток.

Солнце сияло. Машины, вымытые по случаю внезапно наступившейвесны, сверкали чистыми боками. Глазам было больно и приятно. Троепольскийсчитал повороты очень старательно, шевелил губами – ему было так страшно, чтонечто неопределенное мелко и пакостно тряслось то ли в груди, то ли в животе.

Наконец-то он попал, куда ему было нужно, и долго не могприпарковаться, и тыкался вместе с “Ягуаром” то туда, то сюда, и ненавидел себяза то, что собирался делать, и обругал какую-то тетку на “девятке”, и вдругзаметил крохотный пятачок у самой вожделенной двери с латунной ручкой и зеленойшторой изнутри.

“Ягуар” прыгнул на пятачок, приземлился на все четыре лапы,присел, занял все свободное место и замер.

– Эй! – закричали откуда-то. – Здесь нельзя стоять!

– Да ну тебя, – под нос себе пробормотал Троепольский,выбираясь из низкой машины.

– Уезжай, мужик, ты че?! Хочешь, чтобы я милицию вызвал?!

– Валяй, вызывай!! – в пространство рявкнул Троепольский,потому что так и не видел того, кто кричал на него, и кричавший испуганнопримолк.

В два шага Арсений проскочил тротуар, полный людей ивесенней воды, и толкнул дверь с длинной латунной ручкой. За дверью былазеленая учрежденческая аквариумная теснота, еще одна дверь, конторка, а за нейрамка, а за рамкой внушительный милиционер. Почему-то Троепольский ничегоподобного увидеть не ожидал. Почему-то он думал, что просто пройдет внутрь,вежливо спросит у кого-нибудь номер нужного ему кабинета, получит не менеевежливый и вразумительный ответ, найдет нужную ему дверь и…

Что там дальше, за “и”, он не думал. И милиционера в рамкене предполагал, хотя следовало бы.

Так. И что теперь делать?

Он постоял в тесном предбаннике, куда поминутно ломилсянарод с Ильинки – представительные джентльмены, шикарные барышни, замусоленныестарики и старухи, госслужащие обоего пола в пиджачных парах, плащах и ботах.Со всех сторон его то и дело толкали.

– Молодой человек, пройдите отсюда, вы мешаете.

Он сделал вид, что не услышал.

– Молодой человек!..

Он хотел было ввязаться в скандал, но раздумал. В концеконцов, у него была задача, и не в его правилах было отступать, так и непопробовав ее решить.

Хуже всего, что он даже телефона не знает.

– Здесь есть… внутренний телефон?

– На стене справа. И пройдите, пройдите отсюда!..

Справа на темной полированной стене висел желтыйканцелярский телефон, по которому умоляющим голосом говорил бородатый мужик,похожий на костромского лесника, а под ним помещалась полочка, а на нейрастрепанный репринтный справочник. Троепольский вытянул справочник. Мужик диковзглянул на него, словно Троепольский совершил что-то неприличное, повернулсяспиной и заговорил еще усерднее.

“Общественная приемная” – было написано на первой странице,и дальше четырехзначный телефон.

Потом шла приемная министра, потом еще какие-то приемные.Троепольский долистал до отдела снабжения и начал сначала. “Лесник” всеговорил, кругло и умоляюще согнув огромную спину, как будто тот, с кем онразговаривал, мог видеть, как “почтительнейше” он просит. Троепольский отвернулсяот него.

Нужный ему номер оказался на первой странице, и ещенекоторое время он ждал, когда договорит “лесник”, а потом, когда тот отступил,вытирая вспотевший от почтения лоб, взял теплую, влажную, противную трубку инабрал четыре цифры.

– Приемная Савельевой, – вежливо отозвались из трубки.

– Могу я поговорить… с Людмилой Васильевной? – запнувшись,спросил Троепольский и услышал в своем голосе интонации “почтительнейшего”просителя, и возненавидел себя за них, и выпрямил спину, и расправил плечи, и повелголовой.