Тютюнин против инопланетян - Алекс Орлов

Впрочем, теперь, когда у них были телефоны всех квартир подъезда, можно было начинать обзванивать потенциальных конкурентов.

Окуркин живо набрал первый попавшийся номер и, когда ему ответили «але», строго спросил:

– А вы не едете, случайно, на бал завтра, а? Чего? От такого же слышу! – Леха нажал отбой и досадливо мотнул головой.

– Чего сказали? – поинтересовался Серега.

– Не сказали – сразу послали.

– А сказали-то чего?

– Я тебе потом скажу, без Любы.

Окуркин набрал новый номер и, опираясь на опыт предыдущего общения, выбрал большее вкрадчивый и мягкий тон.

– Добрый день, мущина… Скажите, что вы делаете завтра часиков в восемь вечера? Что? Да-а? От гамасека слышу, чмо болотное!

Окуркин снова бросил трубку и сокрушенно вздохнул:

– Ну почему у нас люди такие некультурные, а? Почему не могут нормально ответить на простой вопрос: «Мущина, что делаете завтра вечером?»

– Еще звонить будешь? – спросил Серега.

– Буду. Но только один раз.

Леха, заметно нервничая, набрал следующий номер и, как только там ответили, громко крикнул:

– Сам ты «алле»!

И бросил трубку на рычаг.

– Да. Плохо мы живем. В какой-то грязи, в воровстве, в пьянстве и невежестве. Кто виноват, спрашивается, и что делать… – произнес он с пафосом.

В дверь позвонили.

– Я открою, – сказал Леха и вышел в прихожую.

Щелкнул замок, послышались голоса. Окуркин вернулся в комнату.

– Серег, там хозяина требуют.

Ничего не подозревающий Тютюнин подошел к двери и сейчас же получил по морде, да так, что кулем свалился на пол.

– В следующий раз, гад, будешь знать, как взрослым дядям грубить.

Сказав это, дяди ушли, оставив Серегу с задумчивым видом смотреть на потолок прихожей.

– Ой, опять, что ли, вешалка с польтами упала? – крикнула из комнаты Люба.

– Да, упала! – ответил Леха и протянул другу руку:

– Вставай, Серег. Давай я тебе помогу.

– Да пошел ты! – оттолкнул его Тютюнин и самостоятельно поднялся с пола.

– Да я, честное слово, не знал, что они задумали. Они же мне не говорили, зачем пришли. Просто спросили: «Ты хозяин?» А я говорю: «Нет». А они говорят: «Позови его». Ну я его и позвал.

Не говоря ни слова, Тютюнин вернулся на диван и, глубоко вздохнув, немного успокоился.

– Ладно, – сказал он, пытаясь отогнать обиду. – Что у нас получилось? Едут они на бал или нет?

– Да разве их поймешь, грубиянов этих? – вмешалась Люба. – Кто там приходил-то?

– Соседи… – угрюмо ответил Сергей.

– А чего хотели?

– Чтобы мы не звонили им больше.

– Вот ведь чувствительные какие, а? – рассердилась Люба и даже отложила вышивание портрета артиста Галкина. – Правильно, что я у них квитанции позабирала. Правильно.

– Послушай, Люба, – вдруг заинтересовался Сергей, смутно вспомнив какие-то разговоры соседей по подъезду. – А больше ты у них из ящиков ничего не забирала?

– Я – ничего. Вот только эти квитанции, газетки и письма.

– Да ты что, Люба?! – Сергей вскочил с дивана, потрясая руками. – Люба, да нас же прибьют без суда и следствия, если об этом узнают! Ну газетки ладно – может, ты их хоть читать будешь, но письма, Люба, зачем тебе письма?!

– Мама сказал – все брать, – просто ответила Люба. – Сказала, что все может пригодиться. Вот и квитанции пожалуйста – доброе дело сделали.

– Да уж, доброе! – с сарказмом повторил Серега и потрогал припухшую скулу.

На другой день Сергей сбежал с работы уже в четыре часа и, примчавшись домой, стал приводить себя в порядок.

Он принял ванну, побрился, потом надел глаженые брюки, рубашку и отправился к Лехе.

В шесть часов они оба – в новых сандалетах – уже сидели на лавочке возле тютюнинского подъезда и ревниво поглядывали на проходивших мимо соседей, сжимая в руках яркие открытки приглашений.

– Продаете, что ли, чего? – спросила заинтересовавшаяся приятельница Живолуповой баба Дуся.

– Нет, бабуль. Все в порядке. Иди давай, – нервно отмахнулся Окуркин.

– А чего это? – заупрямилась старушка. – Я в этом подъезде с шестьдесят второго года живу. Имею право здесь находиться.

– Ты чего, баба Дуся, заклинила, что ли? Нашему дому всего четыре года! – напомнил Леха.

– Да? Ну и пусть. А зато я с сорок восьмого года в партии состою! Что, съел?

Баба Дуся попыталась сложить дулю и показать ее Окур-кину, но пальцы старушку уже не слушались, и она просто •уселась на противоположную скамейку.

– Кажется, ей тоже дали приглашение… – уголком рта проговорил Окуркин.

– С чего ты взял? – так же скривив рот, спросил Тю-тюнин.

– Ну видишь… Сидит. Значит, очередь заняла.

– Да быть того не может. Нас-то пригласили как лучших в Черноземье приемщиков и квасолабалыциков…

– Болтал ыциков…

– Чего?

– Квасоболталыцик я.

– Ну вот и я говорю. А ей за что такая честь?

– Так она же сама только что проговорилась… С сорок восьмого года в партии…

– Причем здесь п… партия? Слушай, Леха, я больше не могу так морду кривить – у меня челюсть судорогой сводит…

– Давай просто шепотом.

– Давай. Так при чем здесь партия?

– При том, что бал-концерт могла организовать компартия России. Коммунисты.

– Откуда у них деньги на лимузины, ты что?

– Тихо. Не шуми, а то эта карга ухи навострила. Пеленговать нас пытается. Ладно, сейчас я попробую кое-что выяснить.

Окуркин улыбнулся бабе Дусе, как новообретенный родной внук, и спросил:

– Баб Дусь, а ты чего так рано вышла-то? Лимузин раньше полдевятого не появится.

– А не твое дело, Лешка-алкоголик! – отрезала баба Дуся, утвердив Окуркина в мысли, что она основной и очевидный конкурент.

Пошатываясь, мимо прошел жилец соседнего подъезда-Вася Магарыч. Дрейфуя вдоль поломанной оградки, словно корабль без управления, он с трудом поменял курс и с ходу упал на скамейку рядом с бабой Дусей.

– Ой, – сказал Магарыч, пытаясь сесть, – Ой, где это я?

– У второго подъезда, Вася, – ответила сердобольная баба Дуся.

В отличие от других хроников двора Васю уважали все старушки, поскольку он считался настоящим сумасшедшим и посмотреть на него приходили люди с других дворов.