Русские богатыри - Владимир Валерьевич Филиппов

Никакая победа теперь не могла исправить случившегося! Теперь Батыю нужна была голова Всеволода, только так он мог восстановить свой престиж перед войском. Убийца Чингизида должен понести кару на глазах орды, и никак иначе, и задача Батыя как можно скорее решить этот вопрос. Иначе эта смерть аукнется ему самому, ибо такого не прощают. Можно было бы просто убить молодого князя, уничтожить, раздавить, но этим цель не будет достигнута. Он должен заполучить его целого и невредимого.

Неистовство захлестнуло его, и в холодных глазах будто взорвалось что-то.

— Достану, вырву печень и отдам собакам, а его зубы украсят уздечку моего боевого коня! — большего он ни сделать, ни придумать сейчас не мог.

Вести на поле боя разносятся быстро. Но даже известие о гибели сына Чингиза уже не могло спасти князя Романа Коломенского и его людей от неминуемой гибели. Они стояли до конца, но участь их оказалась печальной. Несмотря на самый героический отпор, русские полки потерпели поражение не столько в силу храбрости и умения татар, сколько из-за того, что единого руководства на поле боя не имелось. Много славных бойцов потеряла под Коломной земля Русская, но это ещё было только начало.

Пока монгольский хан метал громы и молнии, оплакивая сына Чингиза, и справлял по нему под Коломной пышную тризну, Всеволод возвратился во Владимир, исполненный большой тревоги, и принёс князю Юрию плохую весть.

— Отец, мы разбиты на Коломне! Надо посылать новую рать!

Всеволод вошел в хоромы взъерошенный, чуть растерянный. Рассказывая, как всё было, как ему удалось спастись, обо всех неувязках боя, он расчистил перед собой на столе место и ребром ладони чертил диспозицию, будто отделял своё от чужого, где кто был, как стояли полки, где вражеский стан, где тыл, и как надо было охватить, зайдя с фланга. Вывалив всё разом, он уставился в огонь, на танцующие языки пламени, обретая некоторое спокойствие.

— Прости батюшка, я действительно старался сдержать обещание. Я очень старался.

Юрий, сдвинув брови на переносице, слушал сына внимательно, глядя на скатерть, как на театр военных действий, только последние слова оставил без ответа.

Да и что мог сказать сейчас отец? Им предстояло не выяснять, кто виноват и почему, ибо на эти два извечных русских вопроса у каждого свой взгляд, а продолжать биться с врагом, ползущим по их земле. Может быть, это последний спокойный час на их веку, подумал Юрий Всеволодович.

Расклад сил был обоим ясен. Следующим городом на пути монгол была Москва, устоит ли она, обойдут ли её, и тогда придёт черёд Владимира. Оставив сына в городе с другим братом, Мстиславом, сам Юрий ушёл на край своего княжества в нехоженые места реки Сить собирать новое войско. Едучи туда, Юрий благословился у митрополита Митрофана. Теперь город покидал отец, а не сын, и уже без всякой помпы. На прощание он сказал Всеволоду:

— Бог знает, когда еще доведется свидеться, может, и никогда. Защищай город, если потребуется. Береги мать и жену. Сломимся, не устоим, и они нас погубят всеконечно! До последнего малого младенца истребят! Так что держись! А я соберу сотни, тысячи храбрецов, и мы изгоним степняков, завладевших нашим краем. — Юрий положил Всеволоду руку на плечо, хотел что-то сказать, но потом передумал, только осенил себя на прощание крестным знамением. Больше им уже не суждено было встретиться.

После победы под Коломной хан Батый и его орды свирепствовали в свое удовольствие, опустошая многочисленные грады и веси. Москва лишь задержала орду, но остановить не получилось.

Подошёл враг к стольному городу Владимиру.

Вряд ли мы сегодня способны представить себе весь ужас горожан, следящих за приближением многоликой орды. А войско монгольское составляли народы незнаемые: кэрэиты, ойраты, найманы, тайчиты, тангуты, хунгираты, кипчаки, маджары, китайцы, кингиты, сиджиуты. Усыпанные огоньками факелов, отряды медленно подползали к городу, словно мохнатые пауки из ночного кошмара, прокладывающие себе дорогу к жертве. Ночью багровые сполохи пламени опоясали город. Над сотнями костров висели чугунные казаны, где варилась баранина. Оттуда, снизу долетали на стены обрывки песен, лошадиное ржание и звяк металла. Владимирцы высыпали на стены. И даже храбрецам было от этого зрелища не по себе.

— Сила несметная! Как есть, не устоим. Шибко много поганых-то.

— Ой, и правда, хватит ли силенок? — Опершись о копья, мужики сурово вглядывались в тревожную ночь и крестились.

Вооруженные всадники быстро проносились под стенами, о чем-то крича. Они были одеты в долгополые шубы бурого цвета, словно в медвежьи шкуры, на головах — низко опущенные меховые колпаки, а под ними блестели раскосые глаза.

— Будь они неладны, ироды, — невольно вырвалось у воеводы, глядевшего на врагов со стен.

Настало грозное время, время героической обороны. Жители, все, как один, вооруженные топорами, самодельными пиками, увешанные разным колющим и режущим оружием, вступали в ополчение и подымались на городские валы.

Монгольский хан тоже пребывал в раздумьях. Штурмом брать любой город радость небольшая. А Владимир не просто город: рвы, окружающие его, глубоки, на высоких стенах денно и нощно стоят зоркие воины, а сами стены так толсты, что сразу ясно, что пробить брешь будет неимоверно трудно. Таких крепостей монголам брать ещё не доводилось, хотя опыт уже был накоплен богатый. Рязань тому подтверждение. Однако можно было попытаться замкнуть кольцо блокады и взять измором. Но на измор могло не хватить времени. Ещё не все русские князья вступили в эту войну и могли появиться под стенами Владимира в самый неподходящий момент. Так что затягивать не стоило.

Началось всё как обычно. Монголы попытались уговорить владимирского князя открыть ворота самому, на добровольных началах.

Подъехавший верхом на коне к Золотым воротам важный татарин устрашающей наружности натянул левой рукой поводья, удерживая своего скакуна на расстоянии, недоступном для стрел, сурово посмотрел на стены из-под клочковатых бровей, дёрнул себя за кончик косички, вылезшей из-под малахая, и мясистыми губами что-то гортанно прокричал воеводе, взиравшему на него сверху вниз. Пожелтевший, видимо от времени, толмач, что находился рядом с ним, держась чуть позади, надтреснутым голоском перевел:

— Скажите своему князю, чтобы открыли ворота, и я проявлю милость к городу и всему его населению. Не то поступлю как с Рязанью, которая вздумала сопротивляться, — разрушу не только стены, но и срою валы, а жителей от мала до велика вырежу…

Однако переговоры зашли в тупик, не успев толком и начаться. Всеволод даже думать не хотел о них.

Вновь подъехал к воротам знакомый уже татарин, с очередным посланием своего хана.

— Я знаю, вы мужественные воины, привыкшие встречать противника