Хищники - Максим Шаттам

Энн должна была выиграть время.

Не позволить Фревену сразу устроить осаду третьего взвода, поскольку, связанные узами братства, они еще больше сплотились бы под угрозой преследования и каждого чужака стали бы считать потенциальным врагом. Энн все еще надеялась раздобыть полезную информацию, отправившись к ним. Она должна была объясниться с Рисби, сказать, что забыла документы в палатке, и потребовать вернуть их.

Едва солнце появилось на белесом горизонте, она направилась в полевой госпиталь, располагавшийся в зале торжеств ратуши, откуда ее отправили в общежитие принять душ, о котором она мечтала. Она надела белую блузу и чулки, без которых нельзя было обойтись прохладным утром, и обула свои маленькие белые мокасины. Она одолжила у офицеров-связистов один из реквизированных ими для собственных нужд велосипедов и проехала на нем до края леса. Там дорога раздваивалась, и она свернула на проселочную дорогу, проехав по глубокой колее около трехсот метров. Рота Рейвен расположилась на незасеянном поле, третий взвод, по своему обыкновению, следуя сложившейся традиции и в соответствии с привилегией элитного подразделения, поставил свои палатки в стороне от всех. Над котелками поднимался аппетитно пахнущий дымок, по лагерю бродили несколько человек с обнаженными торсами, несмотря на прохладу раннего утра. Энн узнала Кола Харрисона, выставившего напоказ морскую татуировку на руках и спине. Он смерил ее взглядом, когда она остановила велосипед и, спрыгнув на землю, прислонила его к складному столу. Ничуть не смутившись, она заговорила с ним:

— Здравствуйте, я ищу рядового Рисби, в какой он палатке?

Харрисон даже без тени улыбки указал на ближайшую брезентовую крышу:

— Вон там. А что вы от него хотите?

— Ничего, только забрать документы, которые он нашел.

В безжизненных голубых, цвета ледяной глыбы, глазах Харрисона мелькнуло беспокойство. Энн сквозь зубы поблагодарила его и удалилась. У всех солдат третьего взвода был мрачный вид, они недавно вернулись из жестокого боя, потеряв своих товарищей, и теперь на их лицах лежала печать усталости, а головы полнились кошмарами. Она заметила Барроу, который пытался опередить ее, чтобы встретить перед входом в палатку. Обильная растительность на его теле вызвала у нее чувство гадливости. Он усмехнулся, поняв это, но ничего не сказал.

Энн чуть сдвинула рукой брезентовый полог, служивший дверью, и, прежде чем войти, громко сказала:

— Господа, медицинская сестра, я вхожу.

Она вошла в прямоугольную палатку, нагретую дыханием нескольких спящих мужчин, и направилась вглубь, увидев Рисби, завязывающего шнурки своих ботинок; занимаемая им часть палатки была открыта, но огорожена веревкой.

Увидев ее, он встал, на лице его отразилось замешательство.

— Здравствуйте, солдат, — сказала Энн, — я пришла забрать мои…

— Я уже отдал их вашей коллеге, — прервал он ее. — Как только появилось время, я пошел в госпиталь в центре городка, чтобы вернуть бумаги. Вас я не увидел и поэтому все отдал другой медсестре.

Притворившись, что это для нее неожиданность, Энн пробормотала:

— Да? Я… Меня не предупредили.

Рисби с тоскливым видом провел ладонью по своим коротким волосам.

— Э-э, в тот вечер, когда вы пришли, я сожалею… по поводу поведения Барроу.

— Забудьте об этом. Этот тип всего лишь глупый кретин.

Рисби прикусил изнутри щеку и поморгал глазами.

— Это… он просмотрел ваши бумаги, мне очень жаль, — прибавил он. — Я ему сказал, чтобы он не смотрел, но Барроу малость невменяемый, когда ему что-то надо.

— И что же он сказал, когда все прочел?

— Я думаю, что это был доклад Военной полиции, а… все, что произошло между ВП и Колом, я хочу сказать, что рядовой Харрисон, он все время напряжен из-за этого. Но это все вызвало смех у Барроу. Вот… мне жаль, если у вас возникли неприятности.

Энн покачала головой:

— Это неважно. Мне не стоило задерживаться у вас в тот вечер или следовало быть более собранной. Вы говорите, что все вернули моим коллегам?

Рисби кивнул.

— Очень хорошо. А как ваша рана? Лучше?

— Да, зарубцевалась. Спасибо.

У него были красные глаза с темными кругами вокруг, как и у большинства солдат взвода. Энн рассматривала этого невысокого тщедушного молодого человека. И внезапную она ощутила симпатию к нему. То, что солдаты вынесли, требовало предельного напряжения человеческих сил. Перемещаться из лагеря в лагерь с тем, чтобы вступать в бой и убивать других людей среди грохота и страха. Когда живут так, как сейчас, они не могут спать, у них в ушах стоит свист пуль, в кожу въелся запах пороха, а во рту вкус земли и крови.

— Мне очень жаль ваших друзей, — тихо сказала Энн.

Она заметила, как изменился взгляд молодого человека. Он смотрел на нее с удивлением и явной благодарностью.

— Все время в напряжении, постоянное присутствие смерти — все это отражается на нервной системе бойцов. Когда могут расслабиться, они забывают обо всех границах. Я говорю вам это, чтобы вы знали, что я не осуждаю вас. Я не хочу чересчур сердиться даже на Барроу, который никогда не сможет быть мне другом. — Она пожала плечами и добавила ради шутки: — Меня от него тошнит, вот и все.

Рисби подавился нервным смехом.

— Если бы вы его хорошо знали, то понимали, чего от него можно ожидать! Он просто сексуально одержим! И… даже опасен, когда ему западет в голову.

— Зачем вы все это говорите? — спросила Энн с деланным простодушием.

— Род совершает странные поступки. Род — это его имя, Родни Барроу, его называют Садистом. А сам он смеется над этим прозвищем.

— Но почему вы говорите, что он опасен?

— Из-за его занятий. Он говорит только о голых женщинах, о том, что бы он с ними сделал. У него все связано с сексом. И…

Слова застряли у Рисби в горле.

— И? — произнесла Энн, ожидая продолжения.

— И он… с душевным изъяном. Когда выдается время, как, например, сейчас, он делает ловушки для белок, ловит их и рубит на части. Это его забавляет. Говорит, что тренируется и что сделает то же самое с врагом, когда столкнется с ним лицом к лицу. Сначала мы думали, что, говоря подобное, он просто хочет представить себя брутальным мачо, чтобы произвести впечатление и занять определенное место. Но мне кажется, что все это — правда и что он верит в то, что говорит.

— Он по-настоящему жестокий, как Харрисон и Хришек, ведь так? Они дружат друг с другом?

— Что-то есть в этом роде, но это скорее отношения соперничающих мужчин, а не дружба. Харрисон, тот по преимуществу большой грубиян, как говорится, «бунтовщик». Хришек более беспокойная личность, он мало говорит, но когда хочет высказаться — это взрыв… У него натура ярмарочного чудака, — прибавил Рисби с насмешкой.