Ленинград-43 - Влад Савин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А дальше — помоги бог унести ноги! Надеюсь, будет не труднее, чем авианосцы топить!
И если вернусь… Рейху нужны герои! Жалко адмирала-берсерка, проклятые французы! — но это значит, что место первого героя кригсмарине вакантно! И если в люфтваффе кричат: «Будь таким, как Хартман, белокурый рыцарь рейха», — то отчего же в кригсмарине нет равной фигуры, ведь это не только чины и награды — первого героя и гестапо тронуть не решится! А то каждый раз выходить в море под топором, «если не сделаешь — во враги», это никаких нервов не хватит!
Не знаю, кто там плывет в Мурманск — не сам же Черчилль или Рузвельт, а может быть, оба? Но вот Бриллианты, а главное, дальнейшую спокойную жизнь, они мне обеспечат!
Если вернемся живыми.
Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка «Воронеж». К востоку от острова Медвежий.
И что это было?!
Идем, тихо-мирно, никого не трогаем, глубина сто пятьдесят, ход четырнадцать. И вдруг за кормой, на правой раковине (по-сухопутному, сзади-справа) грохот, да такой, словно целый дивизион эсминцев кого-то бомбит! Мы, естественно, действуем по тактике — курс изменить, увеличить глубину до трехсот, ход полный — свою задачу имеем, и непонятки нам не нужны. Затем стали разбираться, а что, собственно, случилось? Акустики клянутся, что наверху не было никого. Без хода стояли, в засаде? А как тогда нас вычислить сумели и отчего не преследуют? Не нас бомбили, а кого-то другого — так нет тут никого, уж подлодку бы точно не прозевали! Глубины тут уже под километр, так что в самоподрыв (или управляемый подрыв) минного поля верится с трудом, не изобрели еще ни «кэпторов», ни даже наших реактивно-всплывающих.
Ну и ладно. Корабль никаких повреждений не получил, непосредственной опасности не наблюдается. А в то, что у немцев вдруг появились средства, способные поймать атомарину на такой глубине и скорости… ну, если только те же «зеленые человечки», что нас сюда перебросили, теперь и фрицам что-то одолжили. А хрен его разберет, с них станется! Так что бдить и докладывать немедленно, если что-то необычное засечем! Хотя если у этих, из будущего, такая техника, что ж они так плохо стреляют — хотели бы восстановить равновесие, так не промазали бы настолько!
В общем, обошлось нам это еще в столько-то сожженных нервов. И лишь когда всплыли под перископную в точке рандеву и связались с «Куйбышевым», то узнали, что сами того не желая, устроили переполох на весь Северный флот — ну, включая штаб, командование ВВС и Нарвикскую базу точно!
Ведь знали же, что у фрицев есть летающие магнитометры! И даже сбивали этих уродцев — летающая лодка «Блом и Фосс» с огромным кольцом антенны под фюзеляжем. Появились они в прошлую зиму, и именно после наших дел — но уже с лета их было незаметно, и пользы мало, уж очень мал радиус обнаружения, надо совсем над лодкой проскочить, какова вероятность? И слишком уязвимы, и ценны — а наши дальние истребители над морем уже летают, скольких фрицев отправили рыбу кормить!
Но вот сейчас немцы снова взялись за свое. И совсем по еврейскому счастью, один такой проскочил прямо над нами. И дал засечку. А вот дальше всё пошло не так, как фрицы думали. Прибор срабатывает, когда дистанция до лодки минимальна. А вот курс ее — не определить! И скорость самолета даже в поисковом режиме, под триста кэмэ в час, и такая же инерция у бомбы, или буя-маркера, даже если бросать немедленно по сработке аппаратуры. А еще добавьте время, необходимое следующей позади эскадрилье «юнкерсов» отработать глубинными бомбами по площади вокруг маркера, который еще и ветром и волнами сносит. В общем, промахнулись почти на километр, а второй раз засечь нас уже не повезло. И не одно везение — на ста метрах глубины нас еще могли как-то заметить, но на трехстах под водой аппаратуры этого времени точно не хватит!
Тут спохватился штаб Северного флота, перехватив немецкий радиообмен. И представив, что будет, если «моржиху», не дай бог, потопят, поднял в воздух не только истребителей, но и торпедоносцы, «Бостоны-Ж», скорость как у «пешки» и батарея крупнокалиберных в носу. И именно «бостоны» перехватили возвращающихся немцев, а истребители уже к самому концу подошли — короче, из девятки бомберов ушли лишь трое, и магнитометр тоже свалили. Но вот живы мы или нет, не имели понятия, пока мы не вышли на связь. И теперь, как заверил Кириллов, обязательно последуют «оргвыводы» — ведь могли же по тому же радиообмену и раньше понять, кто над морем шастает? И без всякого милосердия к виновным — а вдруг завтра так кого-то из наших потопят? «Вы же, товарищ Лазарев, сами рассказывали, что у вас так в сорок четвертом свои же по халатности штаба авиаполка Щ-402 утопили со всем экипажем, Гвардейскую и Краснознаменную? Мы про ту историю тоже помним — и подобную халатность каленым железом выжигаем, чтобы и думать никто про нее не смел!»
Да, если так пойдет, то и меня по возвращении спросят: «А отчего на недостаточной глубине и малой скорости шел?» Так отвечу — чтобы металл не перегружать! Ресурс же наш не бесконечен, хочется подольше СССР послужить — и ясно, что на трехстах метрах и полном ходу нагрузка и на корпус, и на всю арматуру, и на механизмы гораздо больше? А полноценно сделать ремонт, если всерьез что поломается, вот очень сомневаюсь, что сумеют на здешней технологии и материалах. Хотя и говорил мне Сирый, что в металлургии и сварке тут здорово продвинулись вперед, уже марки стали есть, которые в нашей истории лишь в пятидесятые пошли. Но надеюсь, примут такое объяснение за уважительную причину?
Ходим в точке встречи уже с американцами. Вот-вот они уже должны быть, слышим их по акустике, до них миль пятьдесят. Наверху наши эсминцы, связь с ними уже установлена. И — «не поход боевой, а шикарный круиз», как в песне, которая в этом времени тоже успела стать известной, если бы еще солнышко, свежий воздух и тепло, а не сто метров арктической воды над головой! Условия наверху, как нам передали: волна балла в четыре, и видимость плохая, скоро сумерки — эта информация для нас не роскошь, а необходимость, насколько перископ и выдвижные устройства будут заметны. Противника не наблюдается — немецкой авиации наши хорошо дали прикурить, корабли их ждем с нетерпением, и лодку тоже издали услышим. Сколько у нас боевой счет — уже шестьдесят с чем-то? Может, всё же успеем до конца войны и трехзначную цифру набрать.
Ну, накаркал! Акустик докладывает — поймал контакт! Не захватил уверенно, а удалось ухватить на какую-то секунду, и пропал. Компьютер идентифицирует по сигнатуре — с шестидесятипроцентной вероятностью «двадцать первая», пеленг 260, вероятная дистанция свыше десяти миль. Гидроакустика — это наука не точная, тут очень много факторов влияют, как гидрологических, так и курсовой угол относительно наших антенн, отчего помимо уверенного радиуса обнаружения возможны единичные случае таких вот «проблесков» на дистанции, большей в разы. Но ситуацию понять легко: немец, держась от нас в чужой зоне, подкрадывается к союзникам. И очень может быть, атакует удачно. Слышали мы уже «двадцать первую» у Нарвика в бою против эскадры янки — и асдики ее не брали.
Так ведь линия разделения зон ответственности — это не госграница? И никто нас за ее пересечение не покарает. Хотя формально пока еще мы ни за что не отвечаем, и американский президент с британским премьером — это мерзавцы еще те, но вот гибель кого-то из них в настоящий момент СССР категорически не выгодна! И что нам стоит быстро пробежаться на ту сторону, найти фрицев и потопить — тут главное, под американские бомбы не попасть, ну так не надо к эсминцам вплотную подходить, противолодочное оружие у них очень недальнобойное, слава богу, ракето-торпеды «Саброк» (примерный аналог — наша «Метель») изобретут лет через двадцать — да и мы постараемся, чтобы нас не заметили! Излагаю это Кириллову, тот кивает, соглашаясь: «Под вашу ответственность, товарищ Лазарев!»