Я всегда остаюсь собой - Йоав Блум

Он звонит на браслет бухарика и через несколько секунд обменивается с ним.

Алкоголь сразу ударяет ему в голову. Чувствуется, что он в пабе, душевная тошнота сменяется физической, настоящей – та окутывает его. Голова у него тяжелая, соображает медленно, он чувствует, как по венам течет кровь, как мысли в голове собираются в кучу. Вот именно это ему и нужно. Эту гадость он и хочет ощутить. Скользкие склоны физического опьянения, по которым его душа может скользить и падать – внутрь, вниз, ураган движения, которому нет дела до тебя и твоих чувств, который огорошивает тебя потоком ощущений, и они не дают тебе подумать.

Рядом с ним за стойкой сидит молодой человек, который разговаривает по телефону. Говорит что-то вроде: «О твоем теле потом поговорим».

Поколение с промытыми мозгами, похоть на первом месте. Как ты разговариваешь с ней? Как ты к ней относишься?

– Не пропало, – говорит молодой человек в телефон и бросает взгляд на него, пытаясь говорить тише. Он что-то скрывает, ясное дело. Еще один мелкий изменник? Они повсюду вокруг него.

– Просто скажи мне, где ты, – шепчет этот мужик в телефон, тихо, односложно отвечает на вопросы и добавляет: – Может быть… А что, у меня есть еще какие-то причины ехать аж в Иерусалим ради женщины, которая замужем за кем-то другим?

Они повсюду. Ни стыда ни совести. Он сердится, хочет съездить этому мужику по подбородку, расквасить ему морду, но даже в спиртном тумане он понимает, что не сделает этого. Весь свой гнев, всю свою горечь он вкладывает в лазерный луч, которым стреляет из глаз в этого бесстыдника.

Мужик машет бармену и просит счет. Торопится, подлец.

– Уже уходишь? – говорит он мужику. Вот ведь тварь. Сколько семей ты уже разрушил?

– Да, видишь ли, – отвечает мужик. – Пора.

– Куда? – наклоняется он к нему: пусть знает, что делает. – Куда ты так быстро? Давай посидим, выпьешь еще чего-нибудь. Я приглашаю.

– Извини, мне и правда нужно бежать, – говорит изменник и вынимает кошелек.

– Вечно все бегут. Все время пытаются что-нибудь добыть. А следующее в их жизни важное событие всегда ждет за углом. Люди просто не умеют довольствоваться тем, что есть. И по дороге не обходится без происшествий. А знаешь, чем все заканчивается?

– Нет. – Мужик пытается от него избавиться. – И чем же все заканчивается?

В конце концов приходит кто-нибудь с разводным ключом – и в каком-нибудь закоулке проламывает тебе череп. В конце концов семьи распадаются, крошатся в пыль, а все из-за таких, как ты. Из-за тебя.

– А тем, что кто-нибудь оказывается хитрее. Они понимают, что не надо было никуда бежать, ведь можно было оставаться дома – и все-е-е-е было бы хорошо. Отлично просто было бы.

Кто знает, может, ты неплохой парень, может, ты думаешь, что у вас – любовь, может, ты не видишь, к чему приведут твои действия.

Он пытается транслировать этому мужику свои мысли. Может, не надо так сердиться, получится просто объяснить.

Но мысли у него текут медленно, все как будто в тумане, а этот наглец еще говорит ему: «Увлекательно!» – и собирается уходить.

Он хватает его, пытается объяснить ему – по-хорошему, без насилия.

– Не беги. Оставайся, – говорит он. Я даже готов выпить с тобой, выпить за умение сказать «нет». – Иначе совершишь большую ошибку. Такую, о которой будешь жалеть еще долго. И ты знаешь, что я имею в виду. Ты и сам в глубине души знаешь, что лучше развернуться и поехать обратно. Эта ночь тебе не сулит ничего доброго. Иди домой.

Но этот идиот отталкивает его и быстро выходит из паба.

А он снова поворачивается к стойке.

Тут осталось еще полстакана виски, который можно допить. У него есть еще – сколько? Сколько времени прошло? Скажем, шесть-семь минут.

А потом он вернется домой, выпьет воды. Про себя будет ругать ее, всех женщин, которые обменивались с ней, всех ее любовников и всех, кто думает, что в этом мире в браке уже нет никакого смысла, что можно обмануть доверие, если речь только о теле, что ничто ни с чем не связано. Ни тело с душой, ни душа с телом, ни муж с женой – ничего и ни с чем.

4

Как прошла ваша первая поездка по скоростному шоссе? Было непросто, да? Вы ехали одни или с инструктором по вождению? Успевали обращать внимание на все эти дебильные знаки?

Рад слышать. Потому что первые пятнадцать минут моей первой поездки за пределами базы были кошмаром. Ладони вспотели, живот страшно болел – боль была острая, я буквально сгибался от нее пополам, – и паника, что я заблужусь на дорогах, которые плутали по лесу, была тоже плохим помощником. Каждый раз, когда я доезжал до поворота – и там, где до сих пор была дорога, вдруг резко вырастали деревья, – я резко выворачивал руль и только чудом не терял сознания.

Через пятнадцать минут я вспомнил, что нужно включить фары, и ехать стало проще.

Больница, куда меня привела карта, приложенная к аптечке, выглядела как несколько серых зданий на обочине дороги. Вывеска с названием светилась очень тускло, и если бы не две машины «скорой помощи», припаркованные рядом, может быть, я проехал бы мимо, стал бы наматывать круги и в конце концов от боли потерял бы сознание и свалился в какую-нибудь канаву.

Я доковылял до приемного покоя. Было часа три ночи. Каким бы серым и сомнительным ни выглядело здание снаружи, внутри оно было залито ярким светом, сверкало чистотой, и мне навстречу уже бежали три человека в белых халатах – все это ободряло и успокаивало.

Меня уложили на кровать, и чьи-то руки стали меня ощупывать.

– Живот, – прошептал я по-английски. Это были первые слова, что я сказал за несколько лет человеку, если не считать Карен. – Живот.

Ко мне наклонилась врач, черная женщина с голубыми глазами за очками в мощной оправе, и заслонила собой утешительно выглядевший потолок.

– Мне нужно, чтобы вы объяснили мне, что именно у вас болит, молодой человек, – сказала она. – Где именно болит?

– Внизу, в животе.

– Готовьте КТ, – сказала она кому-то. – Где именно в животе? Слева или справа? Тупая боль или острая? Объясните как можно подробнее.

К тому времени я уже очень неплохо говорил по-английски, но из-за боли, а тем более после изматывающего часа за рулем объясняться мне было трудно.

– Справа, кажется, – сказал я, закрыв глаза. – Справа. И болит.

– Ладно, так мы только теряем время, – сказала она кому-то рядом. – Дональд, поменяйся с ним на минутку и опиши мне изнутри эту боль. Парень в этом отношении бесполезен.

А, да, медицинские обмены. Вскоре после того, как браслеты вышли на рынок, врачи по всему миру поняли, что у них появился один из лучших инструментов для диагностики – возможность наконец поговорить с тем, кто что-то понимает о жизни.

Медицинские обмены – это обмены на очень короткий срок, в которых один из медиков – обычно ординатор первого или второго года, которого и так все гоняют, – обменивается с больным на одну-две минуты. Порой случалось, что ординатор умирал в теле больного, не успев вернуться в свое тело, но подавляющее большинство медиков сходились во мнении, что это необходимая процедура, эффективная и не рискованная. Разумеется, некоторые больные не хотели возвращаться в свое тело. Было трудно вдруг отказаться от этого облегчения – перехода в другое тело, не покалеченное, не больное, – поэтому браслеты бедных ординаторов были заранее запрограммированы так, что возвращали их обратно автоматически через пять минут, если не ввести специальный код.