Шулер с бубновым тузом - Наталья Солнцева

— Что значит «почему-то»?

— Мне показалось…

— Показалось? Что?

— Будто бы тот человек — и есть Валицкий. Граф, который преследовал меня сначала в Париже, потом в Петербурге… а потом и в Крыму. Он тоже был непревзойденным игроком в карты. Но его тайная страсть — драгоценные камни.

— Все-таки камни, — констатировал Николай. — Я так и думал.

Молодая женщина вздрогнула, бросила на него испуганный взгляд и… подтвердила:

— Да, камни…

— Если я правильно понял, ты сама назвала незнакомца Валицким?

— Когда я его увидела сидящим с Джо за картами… меня как молнией поразило: Валицкий! Со мной такое бывает. Увижу или услышу что-нибудь, и сознание мутится, наплывают странные картины, приходят на ум какие-то образы, фамилии, имена. Он не стал этого отрицать.

— А как Джо к нему обращался?

— Не знаю. После меня он тоже стал называть его «господин Валицкий». Они много говорили о бриллиантах.

— Из ожерелья Марии-Антуанетты?

— О них в том числе…

— Вы с Джо помешались на брюликах, — с сердцем произнес Крапивин. — Угораздило же вас связаться с таким же помешанным!

— На ловца и зверь бежит… — пробормотала Жанна.

В груди Нико зашевелилась ревность.

— Надо понимать, из постели Джо ты перекочевала в постель Валицкого?

Жанна залилась краской. Мраморная бледность ее кожи мгновенно пошла алыми пятнами.

— Он заставил меня… переспать с ним…

Назойливый блеск ножа гипнотизировал ее. Казалось, она теряла ощущение реальности.

— Ну и как, понравилось? — добела раскалился Крапивин.

— Мне или ему?

Нико вышел из себя, лезвие ножа мелькнуло перед лицом Жанны и опустилось к ее груди. Она слабо вскрикнула, отпрянула. Он довольно хохотнул и переместил острие ножа чуть выше, к ее горлу.

— Я как в тумане была… — испуганно залепетала она. — В глазах все плыло… сердце зашлось…

— Не помнишь, значит, как проигрыш своего дружка отрабатывала? За один раз управилась, или потребовалось повторить?

— Нет… больше Валицкий ко мне не приставал…

— Что так? Забраковал тебя? Плохо старалась?

— Говорю же… я не в себе была…

— Шлюха! — с горечью обозвал ее Крапивин. — Продажная тварь!

Хуже всего было то, что после этих признаний ему еще сильнее хотелось ее.

«Похоже, ты относишься к мужикам, которых измены любовницы только разжигают! — злорадствовал второй Нико. — Поздравляю!»

* * *

Тем временем в Раменках, в квартире, где недавно произошло убийство, разыгрывалась душераздирающая драма.

Вдова выронила пистолет и разрыдалась. Лавров, не медля ни секунды, подхватил с полу маленький браунинг и сунул себе в карман брюк, от греха подальше.

Глория участливо смотрела на плачущую Крапивину, но не торопилась утешать ее. К счастью, накал страстей разрешился истерикой, а не сердечным приступом.

— Я… должна была бы застрелить тебя… — захлебывалась слезами вдова. — Вас обоих… — При этом она покосилась на начальника охраны, которого принимала за любовника «Анны-Жанны». — Но не смогла… Не смогла!

— Убить человека не так-то просто, — заметил он. — Тем более двоих.

— Я обязана… спасти своего сына. А я не смогла! Господи… какая же я идиотка! У меня никого не осталось, кроме Нико…

Страшное внутренне напряжение выливалось слезами и надрывной исповедью. Крапивина сейчас не думала ни о целесообразности своих признаний, ни о последствиях.

— …Пятнадцать лет брака и ни одной беременности! — всхлипывала она. — Я родила моего мальчика, когда мне стукнуло тридцать семь… Он наполнил мою жизнь смыслом. А теперь я теряю его… Он словно с цепи сорвался! Я не узнаю моего Нико!.. Что ты с ним сделала?.. Чем опоила?.. Может, ты ведьма?..

Глория поняла, что пора прояснить ситуацию.

— Послушайте, — вклинилась она в слезливый монолог гостьи. — Я не та, за кого вы меня принимаете.

Ее слова не произвели никакого эффекта. Вдова даже не проигнорировала их, она попросту их не услышала.

— Почему бы нам не договориться? — воскликнула пожилая дама. — Я дам тебе денег… много. Почему ты отказываешься?

— Мне не нужны деньги.

— Не губи моего мальчика! — взмолилась Крапивина. — Ему нужна совсем другая женщина. Я сама подберу ему невесту. Милую, кроткую и чистую, которая сделает его счастливым. Ты выпьешь его кровь и сбежишь к другому мужчине. Ты уже обманываешь Нико! Делишь постель с другим и смеешься над моим сыном… Бери деньги и убирайся!..

— Вы забеременели не от мужа, — заявила Глория без всякого осуждения. — И всю жизнь скрывали от Николая, кто его настоящий отец. Почему?

Вдова моментально перестала плакать, обмякла и побледнела. У нее не осталось сил спорить, возражать и доказывать обратное.

— Андрей был стерилен… но я не могла позволить, чтобы он узнал об этом. Я любила его… и до сих пор люблю. Я подарила ему сына. И ни о чем не жалею… Он вырастил Нико, как родного. Я мать! И не тебе судить меня…

Глория не раз убеждалась, что подсказки из неведомого источника, к которому она мысленно обращалась, приходят неожиданно. Она подняла глаза на «Шулера с бубновым тузом» — вернее, на скрученную бумажную копию на гвоздике, и ее осенило.

— Значит, это ты сказала ему… — обреченно пробормотала Крапивина. — Откуда ты узнала?

— Сорока на хвосте принесла, — ввернул Лавров.

Его громкая реплика сбила пожилую даму с толку. Она растерянно заморгала, переводя взгляд с него на мнимую Анну-Жанну.

— Об этом ни одной живой душе не известно, — прошептала вдова. — Кто мог тебе сказать?

— Она ясновидящая, — гнул свою линию начальник охраны. — Посмотрит на человека, и все… как рентгеном просветит. Не верите? Докажи ей, Жанна!

Он инстинктивно назвал Глорию этим именем, не понимая ее игры, но подчиняясь своему внутреннему чутью опера. Раз Крапивина принимает ее за любовницу сына, так тому и быть. Авось, это развяжет вдове язык и она что-нибудь выболтает.

— Тебя зовут Жанна? — склонила голову набок Крапивина. — Красивое имя… не наше, не русское.

Она вдруг встрепенулась, ее бледные щеки озарил слабый румянец. У нее появилась надежда, что она сумеет убедить эту молодую женщину не вставать на ее пути.

— И вообще, может, вы квартирой ошиблись? — резко переменил тему Роман. — Зачем же сразу на людей набрасываться, за пистолет хвататься? Слава Богу, не пристрелили никого.

— Молодой человек, — скривилась Берта Евгеньевна. — Как вам не стыдно?