Королевы умирают стоя, или Комната с видом на огни - Наталья Андреева

Малиновский потребовал, чтобы Анна вышвырнула Стаса из дома, Шацкий напомнил ей о том, что в этом случае ее дальнейшей судьбе не позавидуешь.

– Тебе не надоело, величество? Думаешь, он тебя хоть немного любит?

– Он столько для меня сделал.

– Ну, если это любовь, то человечество давно бы выродилось. Это самая убийственная ее форма: истребление предмета страсти. Такая любовь не возвышает, но унижает.

– Что ты в этом понимаешь?

– Я? А ты никогда не думала, почему я голубой?

– Както не приходилось, – усмехнулась Анна.

– А зря. Думаешь, мне никогда не хотелось полюбить женщину? Но что я могу ей дать? Я, гнусная образина, сам себе отвратителен, и самые прекрасные картины я создаю именно глядя в зеркало, чтобы понять, что есть уродства. Пусть любят не за это, пусть она будет слепа от страсти, та женщина, которая рискнет меня полюбить. Но не дай бог она захочет иметь от меня дитя, в надежде, что это тоже будет маленький гений. Не факт, что ребенок унаследует мой талант, а вот букет ужасных болезней ему обеспечен. Ненавижу процесс размножения. – Стас с чувством сказал последние слова и сжал в кулак костлявую руку.

– Стас, успокойся. – Анна с трудом разжала ее. И ласково погладила пальцы Стаса. – Но можно же не иметь детей?

– Да? А чем тогда любовь мужчины к женщине отличается от любви его же к мужчине?

– Значит, ты способен любить женщину?

– И еще как! – Стас посмотрел так, что Анна быстро перевела разговор на другую тему:

– Я хочу поехать туда, где родился Дэн.

– С ума сошла? Зачем?

– Надо увидеть его родителей, жену, дочку, дать им денег. Он, наверное, посылал туда чтото? А?

– Наверное, раз никто до сих пор не объявился.

– Стас, перестань, ты циник.

– А ты оптимистка.

– Я хочу поехать.

– На чем? На своем «Мерседесе»? И куда? В глушь? Ты хотя бы представляешь, какие там дороги?

– Короче, я завтра уезжаю.

– А твой красавецадвокат?

– И изза него тоже.

– Да уж, он вцепился в тебя намертво, как собака в любимую кость. Не оторвется, пока не обгложет дочиста. А потом утащит в свою конуру и там закопает. Про запас. И чем ты его зацепила? Я бы даже портретов не стал с тебя писать, если бы этим делом баловался. Роскошные формы – это не про тебя.

– Ах ты мерзавец!

– Какой есть. Но то, что я с тобой еду, – это факт.

– На кой ты мне нужен?

– Я всетаки мужчина, если не вдаваться в суть проблемы. А как ты себе это представляешь: молодая женщина, на шикарной машине, одна, гдето в глуши… Можно найти менее мучительный способ самоубийства, у тебя же есть некоторый опыт, должна соображать.

– Ну, от тебя тоже мало толку. – Анна пропустила мимо ушей его последнее замечание.

– А устрашение? Побреюсь налысо, сделаю вид, что крутой, нарисую на теле угрожающую татуировку, куплю золотую цепь. Короче, я тоже хочу находиться подальше от твоего сногсшибательного сладкоголосого брюнета, он меня со свету сживет, как и всех остальных мужиков, попавших в твою орбиту.

– Стас, перестань. Если хочешь, поедем. Я взяла в деканате бумаги Дэна, там есть адрес родителей, его жены. У меня в машине атлас автомобильных дорог России.

– Не забудь купить резиновые сапоги и запастись бензином.

– Что ты мелешь, там же не тайга?

– Не знаю, я коренной москвич. Все, что за пределами столицы, представляется мне именно как тайга. У тебято, надеюсь, есть опыт передвижения по матушкеРоссии за границами Садового кольца?

– Надо просто денег побольше взять: были бы деньги, купить можно все.

– Я, пожалуй, возьму этюдник, поездка должна меня вдохновить.

– Все, Шацкий, утомил. Собирай свои манатки и готовься к тому, что мы завтра тихонько удерем из города. Малиновскому я оставлю записку, надеюсь, он не кинется следом.

– На всякий случай поедем какойнибудь звериной тропой, пусть потеряет след. И возьми у мамочки газовый баллончик, хотя это будет трудно.

– Это еще почему?

– Последнее время она с ним срослась.

– Стас?

– А? – обернулся он уже от двери.

– А Малиновский правда сволочь?

– Несомненно. Не терзайся, величество, не надо принимать за любовь тупой инстинкт размножения.

Она швырнула в Шацкого подушкой, которая ударилась в захлопнувшуюся дверь: Стас был необычайно проворен в борьбе за собственное существование.

Рано утром Анна разбудила Стаса и пошла в гараж за машиной.

– Ты хоть представляешь, куда надо ехать? – зевая, поинтересовался Шацкий, когда «Мерседес» выехал за ворота. Потом накрыл ноги пледом и развалился на переднем сиденье. – Какая рань, а?

– Слушай, если ты всю дорогу собираешься спать, то за каким чертом ты мне вообще нужен?

– А что я, потвоему, должен делать?

– Раз уж увязался со мной, возьми атлас и следи за дорогой.

Стас раскрыл атлас и долго пытался понять, где у схемы верх, где низ, вертел его в руках и возмущался:

– Нет, что это за рисунок? И это у них называется композиция? Авангардизм какойто, ни хрена не понятно! Величество, мне не нравится эта живопись. Я в ней ничего не понимаю!

– Разберемся. Не спи только, а то я с ума сойду.

– Ну, хорошо, я буду говорить.

Через час Анна устала от его болтовни. Шацкий нес такой бред, что хотелось зажать уши. Он объяснял ей, в чем суть философии Шопенгауэра, когда Анна вдруг спросила:

– Стас, а ты уверен в том, что убил Дэн?

Шацкий прервался на полуслове и, явно подбирая слова, что было на него не похоже, сказал:

– Тебе лучше считать, что это именно так.

– Ты что, знаешь правду?

Он не ответил, плотнее закутался в плед и уставился на дорогу.

– Знаешь, я в этом уверена. Ты странный человек, Стас. Понимаешь, что рядом со мной обязательно должен быть мужчина, а как только он появляется, начинаешь его травить. Дэна ты принял только потому, что не хотел, чтобы рядом был ктото другой. Человек, имеющий на меня влияние. Например, Малиновский.

– Ты сама от него бежишь. Придумала эту поездку. Зачем?

– Я просто хочу все узнать про Дэна. И дать денег его дочке, разве это плохо?

– О собственном ребенке пора наконец подумать.

– А что такое?

– Да ничего. Его словно нет для тебя. Ты была увлечена этим своим мальчишкой, теперь вновь появился Малиновский. А когда дойдет очередь до сына? Он ждет, между прочим. Поговори с ним. Хоть раз поведи себя как мать, а не как мачеха. Ты словно стесняешься его. Неужели того, что он уже взрослый? Ну, родила ты в семнадцать лет, и что? Мужчины будут появляться в твоей жизни и все равно потом исчезать. А сын – это навсегда.