Справедливость. Как поступать правильно? - Майкл Сэндел

Но почему для того, чтобы жить добродетельно, необходимо жить в государстве? Почему нельзя научиться нравственным принципам дома или в философском классе — или читая книги по этике, а затем применить эти принципы так, как необходимо? Аристотель говорит, что так стать добродетельным нельзя. Нравственная добродетель возникает как результат привычки. Это — то, чему мы обучаемся в процессе деятельности. «Добродетели мы обретаем, первоначально осуществляя что-либо, так же как и в других искусствах»[267].

В этом отношении обретение добродетели подобно обучению игре на флейте. Никто не научится играть на музыкальном инструменте, читая книги или слушая лекции. Надо практиковаться. Делу помогает прослушивание игры состоявшихся музыкантов — очень полезно слушать, как те исполняют произведения. Но стать скрипачом, не играя на скрипке, нельзя. Так и с нравственной добродетелью: «Совершая правые дела, мы делаемся правосудными, благоразумные — благоразумными, мужественные — мужественными»[268].

Это походит на другие практики и навыки вроде приготовления пищи. Опубликовано много книг по кулинарии, но никто еще не стал превосходным поваром, просто читая эти книги. Надо много готовить. Другой пример: рассказывание анекдотов. Читая шутки и собирая смешные истории, не станешь актером-комиком. Нельзя просто научиться принципам комедии. Надо практиковаться, выбирать ритм, определять время, находить жесты и тон — и смотреть Джека Бенни или Джонни Карсона, Эдди Мерфи и Робина Уильямса.

Если нравственная добродетель — нечто такое, чему мы учимся в процессе соответствующей деятельности, нам прежде всего надо развивать и культивировать правильные привычки. По Аристотелю, главная цель права — культивирование привычек, которые приводят к доброму нраву. «Ведь законодатели, приучая [к законам] граждан, делают их добродетельными, ибо таково желание всякого законодателя; а кто не преуспеет [в приучении] — не достигает цели, и в этом отличие одного государственного устройства от другого, а именно добродетельного от дурного». Нравственное воспитание — это не столько провозглашение правил, сколько формирование привычек и характеров, которые мы приобретаем с юности, — в этом-то и заключается все различие[269].

Акцент, который Аристотель делает на привычках, не означает того, что он считает нравственную добродетель формой механического поведения. Привычка — первый шаг в нравственном воспитании. Но если все идет хорошо, привычка в конце концов пускает корни, и мы начинаем понимать суть дела. Ведущая посвященной этикету колонки Джудит Мартин (известная под псевдонимом «мисс Мэннерс») однажды посетовала на исчезновение привычки писать благодарственные письма: «Сегодня принято считать, что чувства выше манер; если вы чувствуете благодарность, вам нет нужды обеспокоиться по поводу всяких формальностей. Я думаю, что, напротив, надежнее надеяться на то, что соблюдение надлежащих правил поведения пробуждает добродетельные чувства; если вы напишете достаточное количество благодарственных писем, вы, возможно, почувствуете хотя бы проблеск истинной благодарности»[270].

Именно так Аристотель и понимает нравственную добродетель. Погружение в добродетельное поведение помогает нам обрести предрасположенность к добродетельным действиям.

Обычно думают, что нравственные поступки тождественны поступкам, совершаемым в соответствии с предписаниями или правилами. Но Аристотель считает, что такая интерпретация упускает из виду отличительную черту нравственной добродетели. Можно знать нужное правило и все же не понимать, как и когда применять его. «А ведь во всем, что связано с поступками, их пользой или вредом, нет ничего раз и навсегда установленного, так же как и в вопросах здоровья… Те, кто совершает поступки, всегда должны иметь в виду их уместность и своевременность, так же как это требуется от искусства врача или кормчего»[271].

Аристотель говорит нам: единственное общее, что можно сказать о нравственной добродетели, это то, что она располагается в средней позиции между крайностями. Но он охотно соглашается с тем, что этот общий закон уводит нас недалеко, поскольку выявление средней позиции в любой конкретной ситуации — дело нелегкое. Проблема заключается в том, чтобы поступать соответствующе в отношении других людей: в полной мере, в нужное время, по понятному мотиву и правильным образом[272].

Это означает, что привычка, сколь бы важной она ни была, не может составлять моральную добродетель во всей ее полноте. Всегда возникают новые ситуации, и надо понимать, какая привычка соответствует обстоятельствам. Таким образом, нравственная добродетель требует суждения, знания того рода, которое Аристотель называет «рассудительностью». В отличие от научного знания, занимающегося «универсальными и необходимыми вещами»[273], рассудительность — это знание того, как действовать. Рассудительность, практическая мудрость должна «признавать частности, подробности, детали; ибо она практична, а практика имеет дело с подробностями»[274]. Аристотель определяет практическую мудрость как «необходимый душевный склад, причастный суждению… касающемуся человеческих благ»[275].

Практическая мудрость — нравственная добродетель, имеющая политические последствия. Люди, обладающие рассудительностью, могут красиво говорить о том, что является благом, причем не только для них самих, но и для их сограждан и для людей в целом. Рассуждения — это не философствование, поскольку его предмет изменчив и уникален. Рассуждение ориентировано на действия, которые совершают «здесь и сейчас». Но рассуждение не сводится к расчету. Оно стремится обнаружить высшее человеческое благо, какого только можно достичь в конкретных обстоятельствах[276].