Клады Отечественной войны - Александр Косарев

Выслав адъютанта, чтобы вовремя проинформировать императора о произошедшем, маршал поднял войска корпуса по тревоге.

Кстати сказать, несущийся во весь опор адъютант маршала (а от Крупок до Толочина путь неблизкий — 40 километров) должен был непременно повстречать на своём пути большой обоз, который среди прочих военнослужащих сопровождал и солдат Пикар. Он, как и Бургонь, тоже сыграет свою роль в покрытой мраком забвения истории «2-го золотого обоза». Дорога-то была одна, и их встреча была предопределена, но мы, к сожалению, не знаем, где и когда она произошла. Однако точно известно, что адъютант маршала Удино встретил всадников и экипажи главной квартиры где-то за Толочиным, примерно в 11 часов дня. Следовательно, он проехал селение Малявка часов в 9, а из Крупок выехал где-то в 6 утра. Именно в это время полки Удино выступили из Крупок и Бобра в направлении Лошницы, имея основной задачей отбить стратегически важный город Борисов обратно.

Из показаний очевидцев нам хорошо известно, что императорский обоз в 3 пополудни был на подходе к Малявке, и значит, в районе Толочина он был в 9 утра. Запомним этот факт. А полк «молодой» гвардии и служащий в его рядах Бургонь выступил из Коханово утром. И он встретил адъютанта на подходе к Толочину, отшагав 18 км. Тем временем интересующий нас обоз с 12 часов неторопливо двигался от Толочина к Бобру. Но никто в самом обозе и охране его на сей раз не знал, каков конечный пункт, к которому они стремятся. Скорее всего, в тот день только у начальника обоза имелся некий секретный приказ императора, полученный им после того, как Наполеону стало известно о падении гарнизона Борисова. И я сильно подозреваю, что ему были даны полномочия при первой же серьёзной опасности спрятать грузы, находящиеся на его попечении. И такой случай не замедлил представиться.

В 14 часов, едва миновав деревеньку Тростянка, обоз («2-й золотой») подвергся мощнейшей фланговой атаке казаков. Если учесть, что численность охраны составляла 400 человек, а нападающих было не менее 200, то вы понимаете, что атака была крайне опасна. Положение обоза усугублялось ещё и тем, что никто толком не знал, каковы на самом деле действующие против передового транспортного отряда силы. Эти двести казаков вполне могли представлять только небольшой отряд более крупного русского соединения. И если в первый раз удалось отбиться, то не было никакой гарантии в том, что через какое-то время не последует более мощная атака, на этот раз с применением артиллерии. К тому же именно в это время «2-й золотой обоз» оказался в своеобразном вакууме. Конница Удино и Понятовского умчалась из Бобра к далёкой Лошнице, а полки егерей и гвардии сильно отстали и топтались где-то около деревень Романовка и Матиево.

Таким образом, при серьёзной опасности прийти на помощь солдатам, охранявшим московские трофеи, было фактически некому. И, оценив сложившуюся ситуацию, начальник обоза принял однозначное решение. Весь груз был обречён на уничтожение именно в тот момент, когда отзвучали последние ружейные залпы и атаковавшие конвой казаки резво умчались в бескрайнее поле. Опасность вроде бы и миновала, но миновала явно ненадолго. Охране и возчикам следовало поскорее выбрать подходящее место и способ для скорейшей ликвидации обременявших их тяжестей. Вскоре после боя, наскоро приведя нарушенный строй фургонов в порядок, возницы двинулись дальше и, повинуясь приказу, примерно в 13 часов пополудни обоз резко свернул налево. Впрочем, относительно успешное продвижение повозок и фургонов было прервано примерно через 800-900 метров, когда головная повозка неожиданно накренилась и через секунду свалилась в скрытый снежным сугробом овраг, связанный с водной системой реки Плиса.

Проехать далее было невозможно, и повозки ещё раз свернули налево. Двух лошадей, тех, что тащили повозку до падения в овраг, распрягли и увели вместе с основным обозом. Саму же повозку оставили внизу, поскольку вытащить её на руках из сугробов было невозможно. Для охраны перевозимых ценностей около неё оставили двух егерей и уже упоминавшегося мною солдата Пикара. Однако егерям стало холодно, и вскоре они ушли вслед за обозом. Но вместо них появились мародёры из числа разрозненно отступавших небольших групп так называемых «волонтёров». Разграбив повозку, они торопливо ушли в сторону большой дороги, а Пикар, естественно, остался, поскольку был на посту, да и побоялся (а может быть, просто поленился идти по незнакомой местности в одиночку). Кроме того, он не собирался никуда трогаться с места, поскольку резонно рассчитывал, что его рано или поздно заберут возвратившиеся обозники и подвезут на санях.

Но долго в одиночестве он не оставался, около 5 вечера невдалеке от охраняемого объекта показался раненый казак, которого наш часовой отогнал с помощью нецензурных выражений и угрозы оружием. Прошло ещё несколько часов, и уставший ждать возвращения сослуживцев Пикар забрался в ящик повозки, где было относительно тепло, и уснул. Но спал он недолго. Примерно через час что-то сильно стукнуло по крышке его пристанища, и снаружи раздалась сильная ругань. Поскольку ругались по-французски, то Пикар безбоязненно приподнял крышку. Каково же было его изумление, когда он увидел своего старого знакомого, сержанта Бургоня. (Они были знакомы ещё по совместной службе в Париже.) Наобнимавшись вдоволь и расспросив друг друга о последних новостях, они вместе забрались в повозку, где и спали до полуночи. Затем развели костёр и какое-то время отогревались. Но после этого они вновь улеглись всё в ту же повозку. Некоторое время в лесу было тихо, и они смогли спокойно выспаться.

Под утро, в 4 или 5 часов, рядом с ними зазвучали кавалерийские рожки, и по краю оврага промчался полк русской кавалерии. На полуопрокинутую повозку никто из конников не обратил внимания, но перепуганная до смерти парочка французов ещё долго лежала не шевелясь и тревожно затаив дыхание. Только в шесть утра (23 ноября), когда забрезжил робкий рассвет, они выбрались из оврага и пошли по полю, в направлении большого леса. Избрали они это направление по одной-единственной причине — именно туда уходили следы так и не возвратившегося назад обоза. На полпути до дальнего леса им встретился ещё один, довольно глубокий овраг. Они перешли через него и через некоторое время добрались до самого леса. Так шли они больше часа, и при этом ветер дул им в спину. Поскольку ветер был северо-западный, то нетрудно сообразить, что двигались они на юго-восток. Заметённые вьюгой следы обоза они давным-давно потеряли, но надежда отыскать своих сослуживцев их не оставляла.

Достигнув леса, Пикар и Бургонь пошли вдоль его опушки, имея ветер слева, то есть на восток, точно в противоположном направлении, нежели в тот момент двигалась вся остальная французская армия. Конечно, им бы нужно было возвращаться на северо-запад, к большой дороге, но ни у одного ни у другого, не было компаса, а небо в тот день было закрыто плотными, быстро несущимися облаками. Наконец они увидели плоское, занесённое снегом пространство, которое было похоже на большое озеро, и начали огибать его со стороны леса. Обогнув озеро, они неожиданно вышли на остатки чьего-то большого бивуака.

Теперь давайте спросим самих себя: кто же мог занимать накануне это место? Какой большой отряд? Может быть, тут останавливались те самые казаки, которые вчера (22-го) напали на императорский обоз? Нет, не похоже. Данный бивуак был слева от большой дороги, а ведь нападение было произведено справа. Да, ведь на месте бивуака наши путешественники увидели несколько слабо чадящих костров и 7 туш издохших лошадей. Они начали осматриваться вокруг с определённой опаской и через некоторое время заметили, что пространство озера пересекает не менее 25 всадников, выдвинувшихся со стороны небольшой деревеньки. Но, к счастью, двигались они достаточно далеко от них, вне дистанции прямого выстрела (т.е. метров за 300) от французов, которые незамедлительно спрятались в невысоких прибрежных ёлках. Вскоре показалось ещё пять всадников, которые ехали на вдвое меньшем расстоянии от их леса.