Северный сфинкс - Александр Харников

Димка, получивший новый чин и орден, геройски вернулся в Питер, по дороге отразив нападение тамошних разбойничков. Царь пришел в восторг и обещал щедро наградить Димона. Теперь мы гадаем, что ему отвалит Павел. Или деревеньку с мужичками, или какой-нибудь титул. У императора с этим не заржавеет.

Дашку тоже не обидели. Она получила вещь, о которой и не мечтала – шпагу с орденом Святой Анны, или, как ее еще называли – Анненское оружие. Дашка сразу же начала размахивать шпагой, воображая себя мушкетером. От греха подальше я уговорил свою деву-воительницу спрятать подарок царя подальше – во избежание, так сказать… Дашка немного похныкала, но послушала меня и оставила шпагу в покое.

Чтобы немного угомонить ее, подполковник Баринов с моего согласия решил припахать мою дочурку – поручил ей провести небольшой экономический ликбез с Николаем Резановым. Он был приставлен к Василию Васильевичу Патрикееву в качестве секретаря. В наше отсутствие горячие шведско-польские парни напали на него и проткнули ему легкое кинжалом. Слава богу, Резанов выжил и сейчас его здоровье пошло на поправку.

Судя по выражению Дашкиной физиономии, это предложение не шибко ей понравилось. Но делать нечего – она направилась к главному герою «“Юноны” и “Авось”», чтобы побеседовать с ним о таких скучных вещах, как финансы. Впрочем, уходя, она шепнула мне, что ей любопытно посмотреть на Резанова, жениха несчастной Кончиты.

А я отправился к Кулибину. Как оказалось, Иван Петрович тоже зря время не терял. Мало того, что ему удалось построить вполне работоспособный перегонный куб для нефти, из которой он получил некий суррогат бензина, Кулибин решил изготовить паровую машину, взяв за основу паровую машину англичанина Джеймса Уатта. Перед отъездом в Ревель я рассказал ему об агрегате, который установил Ричард Тревитик на своих повозках, и о пароходе американца Джеймса Фитча, продемонстрировавшего в 1787 году свое детище на реке Делавэр. Правда, на этом пароходе движитель был в виде весел. Но уже на «Шарлотте Дандас» в 1803 году шотландец Уильям Саймингтон установил гребное колесо, и пароход ходил по каналу между Фортом и Клайдом.

Кулибин решил построить паровую машину и установить ее на буксирах, которые будут водить баржи по Неве и Ладожскому озеру. Я же встретился с адмиралом Ушаковым и убедил его начать строительство боевых кораблей, которые могли бы защитить с моря Петербург.

Иван Петрович забыл о своей идее-фикс – построить вечный двигатель, и с азартом стал работать над паровой машиной. Я рассказал ему о ее перспективах. Двигатель можно будет устанавливать не только на повозках и кораблях, но и с его помощью вращать механизмы на фабриках и заводах, приводить в движение насосы, откачивающие воду в шахтах, словом, принести огромную пользу нашему Отечеству.

Кулибин сразу сообразил, что строительство паровых двигателей – весьма выгодное дело, и настолько увлекся работой, что совсем забыл об отдыхе и о своем почтенном возрасте. Пришлось даже чуток попридержать его, пообещав поддержку, как инженерную, так и финансовую. Ведь мы с Димкой теперь богаты – часть добычи с потопленных британских кораблей по закону была нашей. И деньги не должны лежать в кубышке без толку – их надо вложить в какое-нибудь дело.

При очередной встрече с императором я рассказал ему о наших прожектах. Тот довольно быстро ухватил суть наших предложений и обещал нам полную поддержку.

– Алексей Алексеевич, – сказал Павел, – переговорите с государственным казначеем тайным советником Державиным. Он умный и честный человек и сможет вам помочь.

– Державин?! Гавриил Романович?! – я не знал, что замечательный русский поэт, помимо всего прочего, занимался коммерцией и был в царствование Павла Петровича президентом Коммерц-коллегии.

– Да, именно к нему, – усмехнулся император. – Помнится, что недавно он высказывался за развитие нашей внешней торговли и призывал российское купечество «все свои обратить силы на Левант, на Индию, на Китай и Америку, которые давно, простирая руки, просят, чтобы россияне брали от них сокровища без всяких соперничеств весьма выгодным образом».

– Гм, – я немного смутился, подумав, что, оказывается, мне еще плохо знакомы здешние реалии. – Действительно, надо бы встретиться с Гавриилом Романовичем. Государь, не могли бы вы порекомендовать Державину отнестись с пониманием к моим предложениям?

– Я отправлю ему записку, – кивнул Павел. – А что, у вас еще помнят этого господина?

– Он известен у нас больше как пиит. Помню, как еще в школе учил его «Памятник».

Я напряг память и прочитал с детства запомнившиеся мне чеканные строки:

– А ведь здорово сочинил! – воскликнул Павел. – Жаль только, что Гавриил Романович порой бывает не сдержан в своих словах. Но, как известно, нет людей без недостатков.

Мы еще немного поговорили с императором об изящной словесности. Как оказалось, Павел неплохо разбирался в поэзии. Потом, вспомнив о неотложных делах, он попрощался со мной. Я отправился в Кордегардию, чтобы рассказать о беседе с царем Василию Васильевичу Патрикееву.

13 (25) мая 1801 года. Луга.

Генерал-майор Михайлов Игорь Викторович

Мы ехали мимо деревень и сел и скоро добрались до Луги, где нас ждал отдых и ночлег. Мне вспомнились строки «нашего всего» – Александра Сергеевича Пушкина, обессмертившие этот небольшой уездный городок:

Рассказывали, что Пушкин так нехорошо отозвался о Луге из-за того, что по приезде в город он вышел из кареты и погрузился по колено в местную грязь. Что ж, Александру Сергеевичу, скорее всего, просто не повезло. Город как город, не лучше и не хуже многих.

Мы переночевали в нем, а наутро снова отправились в путь. Сегодня моими попутчиками были два немца – Александр Христофорович Бенкендорф и Евгений Вюртембергский. И если первый был «свой немец», изрядно обрусевший, то юный герцог пока еще скверно говорил по-русски, хотя уже более-менее понимал, о чем шел разговор. Так что наша беседа протекала следующим образом: в случае, когда суть сказанного до Евгения доходила с трудом, в разговор включался Бенкендорф, который перетолмачивал все с «великого и могучего» на немецкий.