Одесская сага. Понаехали - Юлия Артюхович (Верба)

Софа Полонская опустит рюмку и толкнет Ривку:

– Этот хитросделанный Беззуб купил всю семью Гордеевых своими профессиональными чемоданами! Может, попросим такой Нюсе на аменины – с кармашками для чулок и гигиенических резиновых изделий известной надобности? Или ты из рыбьих пузырей предпочитаешь?

– Мадам Полонская, у меня родилось такое чувство, что вам пора гигиеническое изделие на язык надеть, – шипела Ривка.

– И у меня сюрприз, – заявит Петька.

Он скопил достаточно денег, чтобы теперь удивить и Женьку, и всех соседей – во двор с грохотом и трубными завываниями завалился оркестр, и не просто музыканты, а самый модный и дорогой куплетист Одессы Гриша Красавин со своим новым гимном одесского НЭПа – «Бубличками».

Впереди будет идти сияющая Нюся с лотком горячих бубликов на своей выдающейся груди.

Котя болтался в новом костюме, как ложка в стакане. Он успевал все – подлить дамам вина, опустить под стол дворовым котам куриных костей и шепнуть что-то невероятно смешное на ушко Поле Голомбиевской.

– Ой, по-моему, еще годик, и этот малый Беззуб оприходует твою рыжую, Нюська, – смеялась Ривка.

– Я ему обрезание без наркоза по самые медебейцалы сделаю! – вспыхнула Нюська. – Котя, а ну убрал свое тело от моей дочери на другую сторону стола!

Котя покосился на Нюсю:

– Анна Яновна, это вы все виноваты. Вы зачем такую красавицу заделали? Как мне, бедному отроку, устоять против такого солнца?

Полина покраснела, бабы расхохотались.

Котя со скорбным лицом и стаканом, картинно вздыхая, обошел стол и втиснулся рядом с Ритой Гордеевой:

– Мадам Гордеева позволит?

Подвыпившая Ритка рассмеялась и толкнула его в плечо:

– От цикавый! Мадам – временно мадемуазель, садись, несчастье!

Котя посмотрел своими вечно сонными зелеными глазами:

– Я очень даже фартовый, можете проверить!

– Ой господи, шо там проверять?

Костик лукаво улыбнулся:

– Я не везде такой худой.

Ритка расхохоталась:

– Где вы его взяли, угрюмые Беззубы, это точно ваш пацан?

Через пару часов и пару стаканов Котя будто случайно прижался боком к горячему налитому бедру Риты, та не отодвинулась и поймала его взгляд на своей груди:

– Нравится?

– Ну что вы, мадам Гордеева! Благоговею – это же совершенство.

– О, мальчик, далеко пойдешь. Ты хоть целовался уже?

Костик поперхнулся:

– Я бы с радостью, но – увы – барышни со мной так смеются, что целовать их решительно нет возможности. Научил бы кто – по гроб жизни буду благодарен.

Оркестр грянул «Цыпленок жареный».

Рита поднялась: – Пойду освежусь. – Она оглянется возле лестницы и поднимется в родительскую квартиру. Через пять минут Котя улизнет из-за стола.

– Это что? Для новобрачных? Бедная маман не знает, что ее Питер будет делать на ее постельке!

Кровать Фердинандовны была застелена свежим накрахмаленным бельем, взбитые подушки с затейливой мережкой лежали эффектной горкой. Возле кровати стоял графин с водой и ваза с конфетами, а в уголке, на табуреточке – кувшин с тазиком.

– Ух ты! Спальня молодых? – заглянул в комнату Костик. – А это что? – он покосился на тазик.

– А ты не знаешь? – Ритка провела ему рукой по спине. – Сейчас покажу.

Она сначала покажет, как целоваться, потом – как и где прикасаться, а потом, подождав, пока смущенный Котя снимет дважды залитые семенем штаны и помоется над тазиком, как надо любить.

Под грохот оркестра и крики: «Горько!» Котя Беззуб с удовольствием потеряет невинность и для закрепления повторит выученный урок.

Он оглянется на разметанные подушки и смятые простыни:

– Ой Божечки!

– Не дергайся, мальчик, – хихикнет Рита, – я знаю, где здесь есть еще.

После уборки она смачно чмокнет его в макушку:

– А теперь я ухожу первая. А ты ползи по галерее домой.

– Рита, – Котя поцелует ее в шею. – Рита я ни на что не претендую. Но мы теперь родственники. Местами дважды. Если загрустишь или тебе за целый день ни разу не скажут, что ты прекрасная, как фарфоровая статуэточка, – дай знать.

– Иди, пацан, статуэточке домой пора давно!

Когда после полуночи усталые молодожены наконец-то доберутся до постели, Петька потянется к графину:

– А вода где? Женька, вот зачем нам на двоих пять сестер! Ничего устроить нормально не могут!

Котя аккуратно повесит костюм в шкаф и погладит:

– Ты у меня фартовый! Буду беречь для особенных случаев!

Жизнь судового врача на «пассажире» наполнена ежедневными ритуалами, регулярными экскурсиями, усиленным питанием и всевозможными неожиданностями, а значит времени на глупости и размышления практически не остается. Елена Гордеева после десятилетий постоянных дежурств, огнестрелов, венерических заболеваний, чекистских бесед и орущих рожениц наслаждалась относительной тишиной, морской жизнью и своей абсолютной властью.

По традиции, после завтрака она вывалила содержимое запечатанных бумажных пакетов и, как Золушка, горох с чечевицей, отделяла аспирин от димедрола и стрептоцид от пенициллина.

Дверь распахнулась и в каюту с бабским визгом влетел окровавленный кочегар. Даже пробоина или смерть капитана не были достаточно веским поводом, чтобы вломиться без стука к Гордеевой. Об этом знал весь экипаж, и каждый рейс с душераздирающими подробностями информировал пассажиров о предстоящих муках и карах за несоблюдение.

– Памагитяя! Убивают! Доктор! Спаситяя! – вопил кочегар и попытался втиснуться под стол Гордеевой, пачкая окровавленной башкой ее колени в компрессионных чулках.

Лязгнула и приоткрылась дверь, в проеме показалась голова механика:

– А-а?..

Гордеева фурией вылетела из-за стола:

– Стучаться!

Дверь закрылась, в нее тихонько поскреблись и снова открыли. На пороге, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стоял всклокоченный механик с приветливой улыбкой от уха до уха и совершенно безумным взглядом.

– Извиняюсь, а Гришу можно?

Механик привстал на цыпочки и попытался заглянуть за плечо Гордеевой.

– Что за спиной?! – рявкнула она.

Продолжая угодливо улыбаться, механик смущенно произнес:

– Э… да так, ничего… – и опустил руку с огромным залитым кровью гаечным ключом.

– Елена Фердинандовна, позвольте… я его добью! – сорвался он на крик.