Заговор в Империи - Софья Лямина

— Лучшая из возможных, мальчик мой! — раздался основательный, шумный голос моей тетушки Румпельштиды, которая в этот самый момент, обреченная в ритуальное платье и увешанная оберегами так, что те тянули ее к земле не меньше, чем весомый бюст, изящно спрыгнула из портала прямиком под очи Томаса.

Его-то она и оглядела весьма и весьма заинтересованным взглядом, от чего неожиданно смутившийся маг огляделся по сторонам и зарделся аки дева.

— Ну какая прелесть. — выдала тетушка и, оглядев окружающее пространство и существ, добавила: — Многовато вас как-то, господа, разошлись бы по лесу, что ли. А то стоите тут, портите мне энергетику своим любопытством.

Тут ее внимательный взгляд коснулся Игната, который, несмотря на относительно частые встречи с Румпельштидой, все еще ее побаивался, а потому вел себя необычайно скромно и вежливо. Пожалуй, с ней единственной напарник был таким. А все потому, что тетушка обладала такой харизмой и манерой держать себя, что уважать ее начинали еще издалека, дабы не создавать себе лишних проблем.

Хотя понять я этого не могла. Моя тетушка была крайне красивой женщиной: высокая, стройная, со светлой косой до пояса, голубоглазая, светлокожая и подозрительно молодо выглядящая для дамы четырехстах с хвостиком лет. А все же держала себя так, что боевые маги по струнке выстраивались. Было в ней могущество и властность, что приходят к ведьме с годами и мудростью.

— Да вы только гляньте! — воскликнула она и поманила напарника пальчиком, отчего тот, тоже донельзя смущенный, осторожно к ней подошел и привычным образом оказался расцелован в обе щеки. — Но ты еще получишь у меня, маг ушлый. Во что снова втянул Владиславушку? Девочке и сотни лет нет, а только в силу уже вступить хотела, имя ее ведьмовское в тетради нашей появилось. А рано Владе имя такое иметь, молода она еще, не время ей Гекате служить, молода да неопытна еще. Где же моя деточка? Владушка!

— Здравствуй, тетушка. — произнесла я и оказалась заточена в крепких объятиях, которые при желании и кости могли сломать. К счастью для нас, у тетушки такого желания не возникало.

— Совсем тебя эти ироды иноземные до истощения довели. — пробежались по мне ее голубые, внимательные глаза. — Резерв внутренний расширился, глаза дикие — сразу видно, контакт с богиней был, не зря панику в Ковене наводила. Сама еще худее стала, мудрее стала, опытнее. Гля, и фамильяра завела! И кого — барсука!

Я и барсук переглянулись, еще не до конца понимая, кто и кого завел. Впрочем, по его взгляду было видно, что это он появился у меня в минуту, когда я крайне в нем нуждалась, и никак иначе.

— Рановато, Владушка, на путь силы ты встала. — вздохнула тетушка, с тревогой заглянув ко мне в глаза. — Ни имени тебе ведьмовского еще не положено, ни фамильяра, ни силы такой, которая уже через тебя прошла. Не такова твоя участь, а только и имя уже есть и фамильяр.

— Тетушка, но ты вступила в силу на пятидесятом году жизни. — нахмурила я брови. — О какой сотне лет для меня ты говоришь?

— Ох, деточка, много тебе узнать предстоит. — покачала головой Румпельштида. — Я ведьмой ученой стала, от наставницы своей силу получила, а ты, моя дорогая, от рождения силой обладаешь. Я пусть служения прошла, мудрости задолго до ноши этой начала учиться, а тебе сейчас, налету, все схватывать требуется. Богодея имя твое, милая, что значит…

— Действующая по воле богов, — произнесла Мэри, неспешно подошедшая к нам под зачарованными взглядами водяного и лешего, не видевших еще на своем веку стольких ведьм в одном месте. — озаренная их милостью, выбранная всевышними.

— А вот и наша голубушка. — произнесла Румпельштида, оглядев ведьму. — Молоденькая еще совсем, а как черна душа. Кто же тебя так изувечил, милая?

— Ханаан. — коротко произнесла Мэри, и от ее слов, как от проклятья, над нашими головами пронеслась стая птиц, поднявшихся с насиженных мест, и устремившихся прочь. Птицам всегда тяжело приходится, их слух чувствительнее, чем у прочих существ.

— Проклятая. — произнесла тетушка тихо, так, что маги не услышали ее слов. — Низменная земля. Что же, ведьмовское имя дается высшими по мере дел, и говорит оно само за себя. Я не стану говорить тебе, что твоя наставница плоха, лишь укажу на то, к чему она тебя, дитя, привела. Мы снимем с тебя этот крест и настанет для тебя, Касьян, новая страница. Я глава Ковена Земли, ведьма, и я дарую тебе это имя, что означает «пустая, полая». Я дарую тебе его не в обиду, а как сосуд, который ты сможешь наполнить самостоятельно всем тем, что будет важно лишь тебе. Да будет оно новым шансом для тебя, ведьма. Не упусти его.

И пока Мэри, пораженная словами тетушки и легкостью ее действий, стояла пораженная под внимательным взглядом магов, не расслышавших слов Румпельштиды, сама она прошла к костру и, оглядев пространство вокруг, удовлетворенно произнесла:

— Да начнется очищение!

И, повинуясь ее словам, костер вспыхнул до небывалых размеров, заставив водяного испуганно отплыть, дабы не попасть случайно под его тепло, грозящее ему в лучшем случае ожогом.

Тетушка, принявшись раскачиваться из стороны в сторону, вознесла руки к небесам, покрывшимся черными, тяжелыми тучами, и начала распевку, слушая ритм, который вот уже сейчас, на закате праздника Ивана Купалы, звучал в воздухе для всех тех, кто верил, кто жил магией вселенной. То была игра дудочки, уверенные удары барабана и ритмичный звук натянутой струны, утягивающие за собой.

— Шагай в костер, моя дорогая, и будь готова открыть свое сердце. — произнесла тетушка, вынудив ведьму бесстрашно шагнуть вперед и замереть посреди горящего костра, который не обжигал, но заставлял гореть ее душу.

Мэри (или уже Касьян?) не было больно физически, но я боялась представить, какой ад из душевных мук ее ждал. И она горела, горела и горела, пока я и тетушка, как делали то когда-то волхвы, продолжали распевать, открывая свои сердца, чтобы разделить с ней эти муки.

* * *

Закончилось очищение лишь на рассвете. И то был, пожалуй, первый праздник Ивана Купалы для меня и присутствующих духов, когда мы не учиняли беспорядки и веселились в ряду своих, а пытались помочь. Не знаю, что думали на сей счет мой домовой, водяной и леший, а я чувствовала себя прекрасно, словно исполнила, наконец, свои обязательства по договору в стоящей форме.

Потому, как последний удар барабана коснулся нашего слуха и костер, поднявшись до небес в последний раз, растворился в окружающем пространстве, я с небывалой легкостью в ногах и на сердце отпустила красующийся на голове венок из полевых цветов по озеру, дожидаясь, пока тот отплывет по воде достаточно далеко.

Действие это имело гораздо больше смысла, чем приписывают современные исследователи. Сейчас ученые у утверждают, что в былые времена девушки, пуская венок по воде, гадали на своего суженого. Мол, куда поплывет венок, по ту сторону и следует искать жениха. Но в самом деле, этот венок — подношение духам, покоящимся под водой в праздник Ивана Купалы. Наш дар тем, кто не может выбраться даже в этот день на землю.