Поход клюнутого - Сергей Чичин

— Вот так штука! — Дварф только руками развел. — И часто у вас такое?

— Чтоб дерьмостатуи буйствовали? Помилосердствуй, добрый дварф, да я про такое и в сказках не слыхивал.

Торгрим метнул яростный взгляд на Бинго. Тот невинно пожал плечами — мол, извините, что рядом стою.

— Что ж, сержант, пойдем глянем на твою статую.

— Лопаты возьмите да вилы, — посоветовал Бинго со знанием дела. — Мечами дерьмо не урезонить, я не раз пробовал.

— И ты не отлынивай!

— Не буду, но спервоначалу схожу гляну на всамделишного мага, с которого статую делали. Видывал магов огненных, воздушных, земных и водных, но чтоб говенного?

— К магу послали уже гонца, чтоб помог, чем может. — Гилберт нахмурился. — Ты это что же, полагаешь, он сам руку и приложил?

— А что, не мог?

— Да, по мне, всяк, кто не мечом на жизнь зарабатывает, одной ногой преступник, другою же мошенник… Нету у меня к таким доверия. Так что осторожней там — вон его башня, отсюда видно, как светится.

— У конюшни встретимся, — буркнул дварф. Перспектива передохнуть от назойливого гоблина его, чего уж греха таить, крепко порадовала. — Руки там не распускай зря и факел верни на место. Веди, сержант, раз уж тут у вас такие гуляния, не хотелось бы их прохлопать!

— Вам гулянки, а мне работа. — Сержант подобрал меч и устремился в уличную темень.

Бинго посмотрел, как дварф вслед за проводником исчезает за углом, обругал себя за неуместную активность — нет бы притулиться за Торгримовой спиной, зачем-то же вызвался на самостоятельный вояж, который еще неизвестно чем чреват, — развернулся и трусцой направился в сторону подпирающей небо башни, на верхних ярусах которой действительно ярко горел свет, судя по интенсивности, магический. Факел он, конечно, забыл пристроить на место и спохватился на этот счет, только отбежавши от держака на приличное расстояние. Что ж, не возвращаться же теперь? Но и при себе его держать тоже ни к чему: и в темноте выдает, и пользы темновидящему никакой… так что, походя, широко размахнулся и запустил его на ближайшую крышу, а сам прибавил шагу.

Торгрим, следуя за сержантом, через какое-то время оказался в квартале, где уже успел побывать, подыскивая постой, да так и ушел ни с чем, не пожелав проталкиваться через великое множество оборванных художников-неудачников и прочего сброда. Сейчас большинство этого люда трусливо жалось по стеночкам, охотно пропуская вооруженных стражников, стекающихся в трущобы со всего города.

Погромщика долго искать не пришлось — массивная фигура самых нелепых пропорций нашлась около полуобрушенного постоялого двора, чьи стены долбила корявыми ручищами с упорством неврастеника. Полдюжины стражей, суетящихся вокруг, старательно пихали ее копьями и алебардами, но блестящие в факельном свете острия бессильно соскальзывали с землистой фигуры, даже не оставляя на ней вмятин. Голем не обращал на стражей никакого внимания — методично вздымал узловатые руки и обрушивал их на хлипкие дощатые стены, с каждым ударом вышибая фонтан щепы, а то и обширные куски досок. Крыша крушимого здания уже перекосилась и оползла на сторону, в одном из углов разгоралось пламя из обрушенного камина, а многоголосые причитания со всех сторон обращали картину в фантасмагорическую немузыкальную дискотеку.

— Стремгод ведает что… — Выдохнул сержант, опять сбившийся с дыхания. — За что ж нам такая напасть? В чем провинились?

— Потом попричитаем, старина. — Торгрим с сожалением придавил содержимое трубки, которую так и нес в руке, жестким пальцем и заправил ее за пояс. — Ну-ка, я попробую для начала по старинке… не возражаешь?

— Сделай милость, друг. — Сержант приглашающе махнул рукой. — Эх, стар я стал для таких приключений… лет двадцать тому и сам бы…

Дварф вытянул из-за спины секиру и мягким боевым шагом выдвинулся к голему, обходя его со спины. Гилберт замахал своим, чтоб не препятствовали, и те охотно отступили, давая простор. Торгрим набычился, сгоняя силу в руки, резким рывком добрался до статуи и влупил со всего маху, как давно уже бить не приходилось, ибо не встречалось ничего достойного истинной силы подгорного народа.

Секира рассекла воздух сияющим росчерком и шарахнула голема промеж лопаток. От удара металлическое топорище загудело, а в дварфийских плечах почувствовалась приятная дрожь… Вот только результат оказался неожиданный — вместо того, чтобы разрезать навозного буяна или хотя бы расколоть его, как колоду, лезвие оставило неглубокую борозду и отлетело, слегка позубрившись.

— Ничего себе навоз, — ошалело пробурчал дварф. — Чем вы только лошадей кормите?

Замахнулся снова и рубанул опять — на сей раз уже не по широкой спине голема, а по ноге, опытно выбрав наиболее тонкое место. Секиру отбросило вновь, но на сей раз Торгрим уже не удивился и не отступил — ударил снова, снова и снова, раз за разом углубляя борозду и вырубая тонкие стружки магически отвержденной субстанции. Каждый удар вредил любовно отточенной кромке лезвия куда заметнее, нежели реципиенту, но на то и оружие — при всей любви к нему дварф отродясь над ним не дрожал и не щадил, как никогда не щадил и себя самого, многие годы без устали и остатка вкладываясь в боевые упражнения. На третьем десятке ударов големское колено истончилось вдвое против начального варианта, но так и не вынудило погромщика отвлечься от стеноломания.

— А теперь так, — прорычал озверевший Торгрим, отбросил секиру, отступил на несколько шагов и живою торпедой бросился на големову спину.

От страшного толчка голем не устоял и опрокинулся лицом вниз, сломав карикатурно длинную морковь носа о выступ разломанной стены. Оказавшись на нем, дварф сшиб с навозной головы ветхую шляпу, ухватил монстра за подбородок и, придавив затылком к своей груди, принялся откручивать ему голову. Железные мускулы вздулись и напряглись, Торгрим утробно зарычал, всю силу вкладывая в единственное поворотное усилие, и даже успел расслышать, как под руками затрещало, а окаменелая голова начала подаваться, но тут голем наконец обратил на него внимание и пихнулся твердым локтем. Конечно, суставов как таковых халтурщики от скульптуры ему не состряпали, а разъяренного дварфа оторвать от жертвы — задача не на дурика, но сил чудищу было не занимать — от второго же тычка Торгрима спихнуло с каменной спины, а потом голем перевалился: сперва на бок, а потом и на спину, придавливая агрессора. По счастью, какими бы ни были магическая сила и прочность, а массы туше они не добавили — дварф извернулся, поджимая под себя ноги, уперся ими в навалившуюся спину и мощно отпихнул чучело, разжав руки. Навозное тело взлетело по длинной дуге и шмякнулось в отдалении, едва не поплющив брызнувших в стороны художников.

— Ноги рубите! — заорал Торгрим и покатился, не видя нужды во вставании, к своей секире. — Чтоб ходить не мог! Да кувалды тащите кузнечные, разобьем мерзость во славу Морадина!

Стражи покладисто пустились исполнять завет нежданного варлорда, осыпавши голема целым градом ударов алебардами. Результат, однако, оказался сомнительный — стуча вразнобой и попадая через раз, большого ущерба окаменелым ногам нанести не удалось. К тому моменту, как Торгрим подкатился к туше и вспрыгнул на ноги, занося секиру, голем тоже поднялся и на этот раз оборотился уже не к безучастной стене, а к противнику. От первого его взмаха кулаком, неуклюжего, но такого могучего, что затрещал воздух, Торгрим легко уклонился и даже высек искру из ноги, уходя от второго, собственной атакой пришлось пожертвовать, а на третий раз голем таки попал дварфу в грудь чуть пониже горла, и земля вылетела у Торгрима из-под ног.