Чаровница - Кристина Брук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Оставить тебя, Рэнд? Разве кто-нибудь хоть словом обмолвился об этом?
«Что-то не так», – промелькнуло в голове Рэнда. Он мягко подхватил ее и положил на траву, а сам опустился рядом.
Сесили легко оттолкнула его:
– Только не здесь. В кровати будет намного удобнее.
Он оскалился, как хищный зверь, почуявший добычу:
– Нет, моя дорогая Сесили, более удобного места нам не найти.
Он схватил ее за руки и прижал к земле. Наклонившись над ней, он увидел в ее глазах огонь желания. Ее губы раскрылись, и он впился в них с новой силой. Оторвавшись от ее рта, он окинул ее всю страстным любящим вглядом.
– Я люблю тебя, Рэнд, – уверенно и спокойно сказала Сесили. – Только впредь не надо так бесцеремонно поступать со мной. В противном случае ты горько пожалеешь об этом.
– Пусть так, только не оставляй меня. – Он целовал ее в щеки, шею, грудь.
– Хорошо, – простонала она, – никогда не оставлю тебя.
С его души словно свалился камень. Ему ведь тоже немало досталось, сколько он пережил и перестрадал за эти последние недели.
– Ах, Сесили, если бы ты знала, как много я передумал за это время.
Она тихо заплакала.
– Рэнд, милый, я так обиделась и разозлилась на тебя за то, что ты скрывал от меня правду о Джонатане. Но, как я ни старалась, не могла перестать любить тебя. Теперь, когда ты рядом со мной, все остальное не имеет никакого значения.
Она ласково обхватила его лицо руками.
– Наша любовь превыше всего, превыше всяческих обид и страхов.
И она, и он знали, что это правда. Застонав от вожделения, Рэнд принялся целовать ее восхитительную округлую грудь. Крепко обняв ее, он перекатился на спину и посадил ее сверху на себя. Она обхватила его ногами. Рэнд глядел на ее лицо, такое любимое и хорошо знакомое, сейчас полное решимости и страсти, легкий оттенок проказливости придавал ему невыразимое очарование. Боже, ради этой женщины он был готов на все.
Он позволил ей делать с ним все, что ей хотелось. И Сесили не подвела, более чем оправдала его ожидания. Она целовала его везде, где только можно было целовать мужчину, скакала на нем верхом, сжимая бока длинными стройными ногами, обнимала его, наступала и отступала, напрягалась и поддавалась, она была божественно прекрасна.
– Я люблю тебя, Рэнд, – стонала она. – Пусть будет то, что будет.
Он верил ей, невозможно было не поверить, не поддаться ее страсти. И это было восхитительно.
– Никогда не видел столько Уэструдеров сразу в одном месте, – прошептал герцог Ашборн на ухо жене. – Это не званый вечер, а семейное сборище. Просто верх неприличия.
– Перестань издеваться, – весело отозвалась Сесили, еще плотнее взяв его под руку. – Я по твоим глазам вижу, как тебе нравится эта семья, что нас так много и что мы так дружны.
Спорить было бесполезно, она была целиком и полностью права. Рэнд не скрывал своей радости и удовлетворения. Они стояли настолько близко друг к другу, в их позах было столько откровенной интимной нежности, что в другом месте у кого угодно это вызвало бы косые взгляды, но только не у Уэструдеров. Розамунда, леди Трегарт, просто сияла от удовольствия, когда смотрела на них.
– Теперь ты один из нас, – радостно подтвердила Сесили то, что было очевидно и так. – Даже Ксавье, виконт Лидгейт, относится к тебе терпимо, а это уже говорит о многом.
– Неужели? – искренне удивился Рэнд. – Не далее как вчера он грозился вышибить из меня дух.
– Вот видишь, – обрадовалась Сесили. – Если Ксавье хочет подраться с тобой, то это самый верный признак, что он тебя полюбил. Вот так же он когда-то поставил синяк под глаз Гриффину. Как это ни удивительно, но после того случая они стали закадычными друзьями.
– Неужели синяк? – Удивление Рэнда сразу подпрыгнуло на несколько градусов. Надо было обладать незаурядной смелостью, чтобы вступить в драку с таким гигантом, как граф Трегарт. Нет, Рэнд не считал Ксавье трусом, но виконт Лидгейт, всегда модно одетый, с тщательно завитыми волосами удивительно красивого золотистого цвета, очень похожего на цвет золотой гинеи, выглядел как заправский франтоватый хлыщ, если бы не одно «но»: Рэнд видел его на ринге в спортивном клубе Джексона.
– А из-за чего они подрались?
Сесили пожала плечами:
– Ксавье не понравилось то, как был одет Гриффин, а тот, как говорят, еще подлил масло в огонь, обозвав Лидгейта денди.
– М-да, действительно страшное оскорбление, – рассмеялся Ашборн. – Боже мой, Сесили, в какую семью ты меня привела?
У Сесили перехватило дыхание. Это был момент удивительно теплого, душевного единения, не имевшего ничего общего с любовной страстью. Она боялась утратить свою независимость, а вместо этого Рэнд сам угодил в ее сети, в сети Уэструдеров, став членом их семьи.
Она с радостью смотрела на то, как Джейн, недавно разрешившаяся от бремени, всучила младенца в руки Джонатана, невзирая на все его уверения, что он неуклюжий осел и обязательно уронит ребенка.
Джонатан меньше всего был похож на осла. Его возвращение в высший свет вызвало настоящий фурор. Высокий, элегантный, с романтической бледностью в лице, он сводил с ума почти всех светских красавиц.
Судя по его виду, утрата авторитета в научном мире уже перестала так сильно его огорчать. Тем не менее рана была очень глубока для того, чтобы затянуться, ему понадобится еще немало времени, чтобы все забыть. Однако Сесили, как нежная и заботливая сестра, не сомневалась в благополучном исходе, особенно под присмотром таких опытных врачей, как герцог Монфор и герцог Ашборн. Их влияние в свете, глубокое понимание человеческой природы, проницательность и тактичность должны были стать превосходными лекарственными средствами, но самым сильным действием из всех препаратов была любовь. А Джонатан был окружен ею.
– Как ты думаешь, дорогой, Джонатан будет счастлив?
– Не волнуйся, моя любовь, все будет хорошо. Надо дать ему время. Пусть осмотрится, привыкнет. Все образуется.
– Да, да, я тоже так считаю. Тем не менее меня продолжает мучить мысль, как бы он не совершил какой-нибудь опрометчивый поступок. Совершенно безрассудный, понимаешь?
– Понимаю, любимая. Не бойся, я буду присматривать за ним.
– Уф, как приятно это слышать, – вздохнула Сесили. – Как будто гора свалилась с плеч.
– Нет ли, любимая, еще чего-нибудь, что волновало бы тебя? – Задавая этот вопрос, Рэнд предугадывал ответ.
Она помотала головой:
– Когда ты рядом, мне вообще не о чем беспокоиться. Ты будоражишь, волнуешь мои чувства, но это совсем другие чувства, не имеющие ничего общего с настоящей тревогой или волнением. Ты вызываешь у меня горячее желание поделиться своими переживаниями, своим счастьем и радостью. Мне даже трудно вообразить, как можно жить без тебя. Каким унылым, мрачным и пустым будет выглядеть мир, если тебя не будет рядом со мной.